Грязь просёлочной дороги, обратившейся в топкое болото с приходом дождей, скрипела, чавкала, клокотала под ногами встревоженным зверьём. Да-да, история стара, как мир, и безобразна, как лапки нагов: в опускающихся на Крествуд сумерках, поразительно смахивающих на бюджетные декорации театральных трагедий, пожалуй, одарённый на выдумки гном-писатель с перспективой обогатиться на дюжину золотых не сумел бы сыскать ничего возвышенного. Паршивое место действия для героев третьего плана, появляющихся на страницах всего раз ради проходной фразы о кровавой луне. Или о кровавой жатве — на что хватит воображения.

Существовало ли зрелище тоскливее? Унылее? Скучнее? Дориан Павус ответил бы на этот вопрос со свойственной ему иронией... не находись он посреди ненавистных земель в беспросветном одиночестве. Вьющиеся ужом ленты местных гор в сочетании с истерзанными погодой полями наводили далеко не благоговейный трепет, а внушали непреодолимое желание поскорее забиться в сносную таверну, студёные ветра — мечты устроить терапию живописными пейзажами северных лесов. Вульгарному Орлею Дориан готов был простить аляповатость и избыточность, возведённые в модный абсолют, но сжалиться над пасмурной угрюмостью Ферелдена — нет, не просите. Ни за то. Мироздание словно нарочно переусердствовало с ингредиентами, добавив на сотню чайных ложек мрачности, положенных рецепту, больше — вместо роскошного филе лосося под меланхолично сливочным соусом получился палтус. Пресный палтус, поданный на деревянной тарелке, под жестким капустным листом.

И всё же проблемы Ферелдена не ограничивались беспощадностью местной природы.

Венатори. Деятельность преданных послушников господина «разнесу-Убещище-в-щепки-и-похвастаюсь-личным-драконом» погружала в концентрированную ярость. Из-за них Алексиус теперь был обречен на неутешительное существование (его непутевый ученик так и не сумел смириться с мыслью, что виной тому стали глупость и отчаяние человека, в один миг потерявшего близких). Из-за них Дориан расстался с тем, чем дорожил. Жажда избавить мир от несправедливости и жестокости говорила в нём ярче всего, незаметная за образом легкомысленного франта. Да и кто бы поверил, что он, добровольно пустившийся наперегонки с ферелденскими ветрами, с безрассудной смелостью кинется лично сводить счёты с обезумевшими?

Но не одного его, по всей видимости, влекло в Крествуд. Блэкволл — не заметить его на фоне темнеющего неба не смог бы лишь слепец. Серый страж, серая погода — должно быть, это особенный знак, подумал Дориан. Блеклое на блеклом, картина углём и несмешной каламбур — два в одном.

Склонная ко злым шуткам судьба искусно плела нити насмешек: Инквизиция приютила Дориана в Ферелдене, стойко ассоциирующемся с продрогшими костями, и весь его путь с тех пор так или иначе связан был с краем бесстрашия. Связан прочно, на совесть — кличу его невозможно было противиться. Ощутимо легче он почувствовал себя, присоединившись к леди Тревельян: запрет беспрепятственно выговариваться, не опасаясь косых взглядов и не реагируя на досужую молву, ни в Убежище, ни в Скайхолде не действовал. Сплетен с каждым днём роилось меньше и меньше, людей, которые разделяли взгляды прежде опасного иноземца, заметно прибавлялось.

Блэкволл, впрочем, отчего-то стал исключением. И нет, о печати с выведенным на ней красными (и крупными!) буквами словом «феноменально» он узнал позже: банальная враждебность первого впечатления плавно перетекла в своего рода соревнование.

Он ощутил неприязнь с первого взгляда — резкое отторжение, схожее с эффектом от ведра ледяной воды на сонную голову, проскочило между ними подобно перепуганной галле. Обычно на человеческую неспособность отнестись к дружелюбию со всей взаимностью Дориан либо плевал с высокой колокольни, являя перед лицом потенциального противника образец аристократической фамильярности, либо поддерживал незамысловатую игру в «кто кого?» до победной черты. Только вот с Блэкволлом по отработанному сценарию не вышло: они оба ждали друг от друга подвоха, оттого и не ладили. И кто кого из них недопонимал пуще при всём желании выяснить не удалось бы, но тевинтерский маг склонялся к мысли о том, что инициатором затяжного конфликта выступил уж точно не он. Не он ведь заводил речь о стереотипах и разбрасывался категориями с завидной частотой. 

Дориан появился из-за спины, оповестив серого стража о своём присутствии хрустнувшей под ногой веткой и заученным коротким смешком. Напугать? Нет, не настолько он погряз в бестактности, чтобы испытывать на товарищах по общему делу детские шалости. В эффектной манере, вошедшей в репертуар, нарушить уединение с самим собой? Да, ответ верный.

— Надо же, вот так встреча! Я знал, что количество моих тайных поклонников переваливает за добрую сотню как минимум, но чтобы среди них оказался ты, — неприкрытая издевка гадюкой скользнула по губам. — Досадно видеть, что уход за бородой так и остался для тебя непостижимой наукой, Блэкволл. Но об этом поговорим позже, а сейчас меня волнует другой вопрос: какими судьбами тебя занесло в это гиблое место?