|
Lex talionis [3 Жнивня, 9:44 ВД] |
|
Lex talionis [3 Жнивня, 9:44 ВД]
Страница: 1
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12020-01-24 18:24:32
Поделиться22020-03-03 19:53:47
Если Иву спросят, как ей живется, она ответит, что хорошо.
Так, как не жилось уже давно: у нее есть крыша над головой, нечто похожее на занятие; свобода, которой она вольна распоряжаться, как пожелает, и самое главное - у нее есть Иссала, а это не только больше, чем у нее когда-либо было, но даже больше, чем она могла бы желать. Иссала водит ее за руку и называет “Кадан”; теплыми вечерами, когда жители Киркволла разбредаются по домам, осторожно проводит ее по пустеющим улицам и спрашивает постоянно - тебе ведь не страшно? Все хорошо? Мы вернемся, если хочешь, тебе не нужно, ты не должна…
Ива улыбается; касается губами серого плеча; мотает головой, и светлые кудри, разлетаясь, ярким золотом вспыхивают в закатном свете. Ей нравятся их прогулки: длинные сизые тени, лежащие на камнях мостовой, последнее, ласковое прикосновение заходящего солнца, первые звезды, зажигающиеся в темнеющих небесах, и узкий серп луны, горделиво демонстрирующий себя то с одной, то с другой стороны.
Если Иву спросят, счастлива ли она, она без колебаний ответит утвердительно.
Это очень странно: разглядывая себя в импровизированном зеркале - а она, ранее никогда не беспокоившаяся о своем внешнем виде, взяла привычку смотреться в зеркало каждое утро - Ива с каким-то даже смутным неверием вспоминает о том, как когда-то, страшно сказать, носила золото - только это был ошейник - и дорогие ткани - потому что всех служанок магистра в них одевали; но была ли она тогда богаче, чем сейчас?..
Иссала беспокоится, конечно. Она обо всем беспокоится: о прошлом, настоящем и будущем; о том, что их жилище нехорошо, и самой Иве плохо; об опасности, которая может им грозить; о неустроенности быта - долийке стоит усилий убедить подругу в том, что все ее опасения беспочвенны, но те рассеиваются лишь для того, чтобы потом вернуться снова. Иссала хочет для нее и золота, и дорогих тканей - Ива морщит нос, фыркает и говорит, что она, слава Митал, не орлесианская расфуфыренная девица, чтобы ходить тут обвешанной всем этим богатством. И тут же демонстрирует, как, по ее мнению, в этом всем ходят орлесианские девицы - чтобы посмешить Иссалу и самой посмеяться.
Ива всем довольна.
Она, вздрагивавшая когда-то от каждого звука, теперь привыкла, что их не трогают, и оттого появление странного человека, разыскивающего Иссалу, заставляет ее подобраться: Ива от ворот слышит, как чужой голос называет знакомое имя, и этот звук выдергивает ее с кухни, где она усердно драит пол. У дверей топчется шемлен странного вида - в дурацком колпаке и странной накидке - явно опасающийся дюжего коссита, охраняющего вход, что смотрит на него тяжело, но без враждебности. Ива подныривает под тяжелый локоть васгота - тот награждает ее мимолетным взглядом и отводит глаза, теряя интерес одновременно и к ней, и к шемлену: все в доме знают, что щуплая эльфийка - Кадан Иссалы, значит, между собой они разберутся.
- Я от нее, - твердо заявляет долийка, - чего тебе надо, шем?
Тот продолжает мяться; смотрит на эльфийку недоверчиво, а на коссита - с опаской: Иссала обещала ему плату, но Иссала в городе и вернется только к вечеру - она обещала сегодня прогулку! - и Ива, чуть поколебавшись, сует руку в кошель на поясе.
Ведь усилиями Иссалы у нее теперь есть деньги - чужие, думает Ива, чуть морщась; наши - настаивает всегда косситка, осторожно сжимая серыми пальцами кулачок долийки. И повторяет еще раз - наши; смотрит выжидающе, и тогда Ива с сомнением кивает.
Наши.
Часть их денег перекочевывает в карман шемлена - больше, чем нужно, как потом узнает эльфийка, и оттого незваный гость спешит побыстрее удалиться, оставляя лишь запечатанное послание. Ива крутит его в руках, потом опускает туда где раньше лежали деньги, его купившие - у Иссалы, наверное, какие-то дела с городскими, не стоит в них лезть.
У нее есть свои.
Надо ей сказать, чтобы побольше отдыхала.
На небе уже проступает бледный серпик луны - обращенный сегодня вправо - когда Иссала возвращается домой.
- Тебя искали, - с сомнением говорит Ива, но не раньше, чем быстро касается губами губ подруги и мимолетно прижимается щекой к щеке.
Выудив послание из кошеля, она сминает в пальцах клочок пергамента; мусолит его недолго, а потом с сомнением протягивает косситке, будто не уверена, что поступает правильно - Ива не читала что там, но странное предчувствие заставляет тревожиться о содержании записки, будто в ней таится какая-то угроза их размеренному существованию.
И сама взгромождается на стоящую чуть поодаль пустую бочку.
- Как твой день?..
Отредактировано Ива (2020-03-03 23:01:14)
Поделиться32020-04-03 16:02:24
Осталось последнее, что нужно сделать. Последнее перед тем, чтобы жить дальше.
Ради этого последнего Иссала не жалеет денег. Часть она отдаёт Иве, чтобы у Кадан всегда было чем расплатиться, чтобы она могла купить, что захочет. Часть она тратит, чтобы узнать хоть что-нибудь, зацепить хоть малую нить шёлковой мантии. Нить, за которую нужно потянуть, чтобы смотать большой клубок застоявшейся боли и выплеснуть её прямо в лицо. Иссала ищет магистра, который всё ещё живёт. Их истязателя. Это и есть то последнее, что нужно отрубить, чтобы взлететь выше.
Даже когда она ходит по делам Вало-Кас, она не оставляет возможности вытянуть хоть что-то у местных торговцев слухами. Рынок для этого – лучшее место. Прежде чем забрать мясо и овощи, за которыми сегодня её очередь идти, она идёт к тощему смуглому мужчине. Она прекрасно знает, что он контрабандист. И, возможно, он даже связан с красным лириумом, с которым они должны бороться. Иссала обязательно скажет о нём остальным, но лишь когда найдёт трижды будь он проклят магистра, бывшего "хозяина", которого не должно быть вовсе на свете. Она должна рассчитаться с ним, и не столько за себя. Но мужчина лишь разводит руками. Он ничего не может сказать о тевинтерцах, которые ходят по Вольной Марке. И Иссала разочаровано уходит за продуктами. Таких, как этот смуглый и черноволосый множество. Она уже оставила не одно жалование у них в карманах, но ничего так и не нашла. Это угнетает.
Единственная, кто спасает её – Ива. Кажется, ничего не может сломать Кадан с тех пор, как она нашлась. Достаточно просто услышать её голос, чтобы успокоиться. Когда Иссала обнимает Иву, то будто держит в руках не тонкую изящную эльфийку, а всё хорошее, что было в её жизни, заключённое в хрупкий сосуд. Рядом с ней даже бывшая Тамассран стала улыбаться – и не только, когда Ива смешно передразнивает кого-то, кто ей не нравится. Каждый плохой день перестаёт быть таким.
Короткий поцелуй – для неё, Иссалы, они никогда не бывают длинными. Она едва успевает пробежать пальцами по спине Ивы, чуть задерживается на талии. В сумерках уходящего дня Кадан выглядит по-особенному. Иссала снимает свой плащ и остаётся в тонкой рубашке и кожаных штанах. Новость о том, что её кто-то искал на мгновение отвлекает от образа эльфийки. Иссала разворачивает небольшой кусочек бумаги и перечитывает несколько раз. Не верит, просто не верит. С каждым новым разом, когда она читает сообщение, улыбка становится всё кровожаднее и кровожаднее. Он нашёлся. Этот выродок, это отродье Тени. Он здесь, рядом, и он направляется в город, всего лишь следующей ночью он въедет через ворота и остановится в Верхнем Городе. Он здесь не по приглашению наместника, это совершенно точно. И это значит, что ему не спастись. Иссала кладёт клочок пергамента на стол. Смотрит на Иву, не знает, как сказать это без лишнего ликования.
– Я нашла его, милая, – наконец, говорит она, сжимает кулаки. – Та сволочь, что держала тебя и меня в плену. Та, что вырвала у нас долгий год. Он будет здесь. И я убью его, медленно и мучительно.
Иссала подходит к Иве. Недовольство, Тамассран чувствует недовольство. Осторожно кладёт серую ладонь на щёку подруги, проводит пальцами по виску, заводит прядь за ухо. Наклоняется ближе, лицом к лицу, смотрит в прекрасные голубые глаза. Касается своим лбом её.
– Не бойся. Он не найдёт тебя. Я всё сделаю. Я протащу его тело по всему Киркволлу, если понадобится. Он заплатит за всё, что сделал. Ты веришь мне?
Поделиться42020-04-30 20:58:40
Ива медлит прежде чем кивнуть - она всегда верит Иссале, но когда косситка так говорит и так смотрит, просто вера Ивы делается твердой уверенностью: нет сомнений, Иссала сделает все, что обещала, или умрет, пытаясь. Последняя мысль оставляет неприятный саднящий след в душе - Ива передергивает плечами, прежде чем замереть от осторожного прикосновения серой ладони.
- Я не боюсь, - считает нужным обозначить долийка, глядя прямо в золотистые глаза.
И, помедлив, осторожно отстраняется.
Иссале не понравится то, что она хочет сказать.
- Я не боюсь,- повторяет Ива, - но послушай... послушай, может, не стоит?
У нее уже очень давно не было ничего своего - впервые за несколько лет Ива вдруг чем-то обладает, впервые у нее есть то, что она действительно может назвать своим, и с радостью от этой мысли приходит неожиданный страх потери: от одной мысли о том, что ее существование - нехитрое, но хорошее, честное, светлое, кропотливо собранное из осколков прошлой жизни и зерен будущей - может вдруг рассыпаться в прах, ее накрывает каким-то неописуемым страхом, от которого перехватывает дыхание.
Тевинтерский магистр - опасный враг. Иссала говорит так, будто поймать его и протащить по всему Киркволлу - это обычная вещь, но на самом деле это сложное предприятие с совершенно неопределенным результатом, по итогам которого можно обнаружить себя протаскиваемым через Город Цепей на каком-нибудь магическом аркане: у магистра может быть охрана, да и сам он - не ферелденский крестьянин и кое-то может противопоставить недоброжелателям.
Кивая каждый раз, когда Иссала обещала отомстить за них обеих; сочувствуя косситке, когда та жаловалась на очередную неудачу ее агентов; выражая не слишком уверенную надежду на то, что в следующий раз у них чтото получится, она в тайне желала, чтобы этот момент никогда не настал. Чтобы неудачи в этом деле преследовали ее так долго, что Иссале придется сдаться - или она забудет, убаюканная размеренным ритмом спокойной, мирной жизни.
Но Иссала не отступается и не забывает.
В Иссале горит гнев - чистый и ясный; праведный; и опасливо глядя на подругу, Ива с нарастающей тревогой думает, что об это манящее пламя так легко обжечься.
И ей вдруг делается страшно - переплетая пальцы до белых костяшек, она нервно прижимает руки к груди, и между бровей залегает тревожная морщинка, когда она поспешно оглядывается, чтобы удостовериться, что их никто не слышит - будто их разговор какая-то страшная тайна.
- Vhenan, - говорит Ива, - ma lath, ma vhenan, я много думала об этом. Это очень опасно, а смысла сводить старые счеты теперь нет. Что мы этим изменим? Мы не были его единственными рабами - это Тевинтер, там все держат рабов - но мы освободились. Мы теперь свободны - и потом, если бы мы тогда не очутились в клетке, я бы не встретила тебя. Я понимаю, это не оправдывает его, но кое-что хорошее из плохого все же вышло? Послушай, Иссала. Послушай меня, vhenan.
Тонкие пальцы осторожно ложатся на руку косситки - Ива заглядывает ей в глаза снизу вверх, неожиданно серьезно и непривычно просяще; в груди тянет - тоскливо и неприятно, ибо про себя долийка знает - она просит зря.
Иссала почуяла кровь. Иссалу не переубедить.
- Нам повезло, что мы встретились. - вкрадчиво произносит она. - А потом повезло еще раз, когда ты нашла меня там, в руднике - нас разметало по миру, каков был шанс, что мы снова встретимся? Нам очень крупноповезло дважды. Я не хочу больше испытывать наше везение. Я не хочу рисковать нами.
Страница: 1
