День за днём календарь отматывал дни начавшейся весны, и даже в горном воздухе Скайхолда, казалось, появилась какая-то особая, просторная и светлая свежесть вместо привычного щипучего морозца и паутинок инея по утрам; да и небо словно поднялось выше и дало поглубже вздохнуть, перестав так налегать на плечи. А может, так просто очень хотелось чувствовать всем, кто устал от зимы, полнившейся с трудом выдержанных испытаний. Даже победа под Адамантом имела горький привкус потерь в поредевших рядах армий, вернувшихся с другого края Орлея, но всё же — это была победа. Колесо судьбы медленно, со скрипом начало поворачиваться в желанную всем собравшимся под стягом Инквизиции сторону. По этому поводу пиво, сидр и вино в "Приюте Вестника" который вечер на этой неделе лились бурным пенящимся потоком, и кружки снова и снова взмывали к потолку, с грохотом сталкиваясь деревянными боками под ликующие возгласы и смех. Боевые Быки в почти полном составе, как обычно, были в самом центре этого праздника радости жизни, утихавшего только к самой поздней ночи, чтобы будущим вечером вспыхнуть снова на остатках дневных забот. Уж они-то знали толк в настоящем веселье — и могли научить этому других.

Не все стремились, впрочем. Эйелис, облокотившись на перила, стоял наверху, где за столиками у стен второго яруса спасались от бурления и гогота те, кто еще не отчаялся спокойно побеседовать друг с другом и просто выпить да поесть, не оказавшись втянутыми в очередную забаву с подначками, шутливыми соревнованиями, ставками и песнями. Другой раз он бы непременно был там, среди всех, ловил монеты на зажатый в зубах кинжал и кидал кусок мяса и нож в мишень так, чтобы пригвоздить его намертво, а то и беспардонно смешивал все напитки, пытаясь угадать, что прячется под картами. Сейчас его от мысли об этом передергивало — и эльф, великодушно решив не портить своей постной рожей веселье (а на самом деле — спасаясь от попыток Сола его развеселить да растормошить, топорных и заставлявших только пуще топорщиться и шипеть иглоспином), убрался наверх, медленно — чтобы не пришлось сразу спускаться, — цедя тёмный кагор с пряностями из массивной деревянной кружки. Он торчал тут не один, конечно, превосходно теряясь низковатым тёмным силуэтом подле о чём-то беседующих орлесианцев, лениво прислушиваясь к журчащему курлыканью их речи и по одному слову из трёх понимая, что речь идёт о каких-то торговых поставках и контрактах с питейными заведениями в Вал Руайо. Пфех. Скучно.

Только одно держало его здесь — гомон, музыка и веселье перетряхивали душу и выгоняли из неё всё то тёмное и смурное, что ело его поедом с самого возвращения из Денерима. И ведь всё ладно закончилось, делегацию поблагодарили, леди Атрейя блестяще проявила себя и свои таланты, агенты венатори были крепко щёлкнуты по носу, Инквизиция снова спасла всех от напасти — чего ещё желать?..
Нет, не так. Он будет полным кретином и придурком невиданным, если будет желать чего-то ещё.
Быть кретином хотелось не особенно.

Да только не шла из памяти прямая до звона осанка узкой, укутанной в тяжёлые меха спины и взгляд, простёртый за залитое молочным зимним светом толстое стекло окна, в которое ветер швыряет колкие снежинки.
По ту сторону каменных стен было холоднее, чем снаружи.

Но ты-то с этим что можешь сделать?
Некоторые двери никакими отмычками не отпереть.
А жизнь, оказывается, бывает несправедлива даже к королевам.

Эйелис вздохнул, отрешенно глядя на залитое золотисто-рыжим светом веселье внизу, от которого, казалось, разило жаром до самых потолочных перекрытий. Глядя — но видя что-то целиком своё. Десятки запахов мешались в воздухе с этим теплом, и хотя от иных из них нос сморщивало до самых ушей, но всё же — здесь пахло жизнью. Той самой, от которой так далеки были коридоры дворца. Выхолощены и пусты при всех роскошных вычищенных коврах, резных сундуках да картинах с вазами, — тех самых, которые орлесианцы презрительно называли "ночными горшками". Не без доли истины, если верить рассказам слуг, наводящих порядки за баннами, пьющими не скромнее, чем вон те обалдуи внизу, большинство из которых ко дворцу и на милю не подпустили бы — но только пока одежонка не та.

Как она там сегодня? Сейчас?..
Более глупого вопроса себе не задать, конечно.
Проводит время в компании своего царственного супруга или слушает какого-нибудь приглашенного менестреля. Принимает ванну с маслами роз или пишет что-то на гладких гербовых листах тонко кованым пером... что уж, королева не найдёт, чем себя занять? Глупо себе голову морочить.
Она годами ведёт такую жизнь. С чего ты взял, что это плохо?..
С чего ты взял, что мог бы что-то сделать лучше?..

Эйелис повернул одну руку ладонью вверх, рассматривая её издалека, из своих мыслей, и чуть поморщился — замечая не стёршиеся следы угольного стика, огрызок которого он позаимствовал, чтобы... А, плохая была идея всё равно. Ну не рассчитывал же он и вправду, что никто не сунется посмотреть, что там отсевший в дальний угол эльф пытается нарисовать на листе бумаги. Что не сунет лапищи посмотреть да не попытается приободрить подстёбочкой...
Не рассчитывал. Он вообще об этом не подумал. Забыл, весь в своих мыслях и толкающих под локоть наитиях, смешном желании видеть не только в своей голове.
За то и поплатился — и, выдрав лист из смазавших линии угля чужих пальцев, в гневе смял тот и кинул в огонь. Лишь бы не дать повода теребить себя этим неуместным, ненужным, ненавистным любопытством и попыткой залезть под ногти. Проклятье! Вам-то какое дело! Злость на всё это, и на себя не в последнюю очередь, до сих пор подымалась до горла, словно не вся вышла трёхэтажной руганью. Лис щедро глотнул кагора — вдруг поможет осадить. Должно. Куда денется.

И всё же таким неприкаянным и сбитым с толку он не чувствовал себя уже добрую половину жизни.