Оживление, прокатившееся по залу таверны волной повернувшихся голов, повеселевших лиц и любопытства с нетерпением в голосах и окликах, отвлекло Стража от себя и от удручающей пустоты рядом с кружкой. Улыбка поневоле потянула уголки его губ: трудно было найти здесь того, кто не был бы рад менестрелю, редкому подарку сухих и ветрено-безжизненных дорог Андерфелса. Даже на этом пути к столице, в сравнении с другими могущем считаться необычайно людным, поющие странники были подобны празднику, подобны дождю, давно не заглядывавшему на поля. Тем музыкантам, кто пели людям, а не знати, кто шёл с ними одними дорогами и ел одну еду, нечего было ловить здесь, нечего было ждать ни в пустынных просторах, ни в строгих каменных стенах Хоссберга. В месте, где всё дышит верой и уважением к ней, спасения принято искать не в разбитном увеселении, а щедрость имеет иную природу, и в южных землях её легко назовут скупостью. Да и не каждую песню здесь рады были бы услышать — а не каждый артист позволит подрубать себе крылья. Но эта менестрель, большеглазая молодая женщина, знала, что нужно местным людям — а может, просто хорошо ловила настроения народа, явно увлеченного присутствием воинов в серо-синей броне. Менестрели ведь должны уметь это делать, верно?..
Едва поймав глазами шрам на щеке артистки, царапнувший внимание, когда она повернула голову, Каронел на второй удар сердца опустил взгляд, делая вид, что не заметил. Шрамы — привычное дело, когда вся твоя жизнь похожа на войну. Многие женщины-Стражи носили их, смело и гордо, следы прошлых ошибок и побед на своих лицах, легкими белыми росчерками лезвий и рваными, глубокими следами когтей. Но менестрель? От менестреля такого не ждёшь. Ему стало совестно за это своё удивление — почти неприятие, секундное отрицание: так не может быть, не должно быть, — и эльф поспешил поднять глаза на неё, сидящую всего в нескольких шагах, с другого бока камина; яркий в такой близи свет его окутывал её фигуру особенно глубокими тенями. Всё равно, смотреть мало кому было интересно — всего-то пальцы, перебирающие струны, никакого веселящего глаз жонглирования зажжёнными факелами или кинжалами с яблоками; только голос, ясной силой взлетающий под самый свод зала, заполняющий мелодией и звучностью каждый угол, творящий единство на месте былой разобщённости. Сколько бы разных дел, разных судеб, разных людей и не только людей не было в таверне, сейчас они все слышали эту песню, и в слышании этом были едины; она касалась ума каждого из них.
От ассоциации Каронела передёрнуло холодными мурашками по позвоночнику. Он выдохнул и закрыл глаза, слушая переливы мелодии, что, сплетаясь с голосом, вела рассказ о доблести и героизме тех, что сражались и вдохновляли в битвах давних лет, что оставили нынешнему Ордену только память и стандарты, которые должно соблюдать. Нет. Нет, он...
Серые Стражи всегда стоят одни на краю беды. Связанные одной силой, скованные одной целью. Иногда полезло было думать об этом именно так, забывая обо всех, кто кормит и поит, кто ткёт для Ордена его полотна с геральдическими грифонами, кто куёт броню, продлевающую их время. А может, и нет. С первым касанием к мыслям это ощущение ещё одной связанности, спутанности с чем-то большим, чем ты сам, навязанной извне этой сопряжённости и несвободы, пугало, толкало отдёрнуться, отпрыгнуть в сторону, чураться самой идеи, испорченной, извращённой для Стражей дальше некуда. Может, и не стоило. Может, имеет смысл наоборот — вспомнить, что в тебе звучит не только одна та Песня. Вспомнить, что общее в тебе не только с теми тварями, в которых она звучит. Вспомнить, что ты связан и с жизнью, а не только со смертью, чёрной тенью легшей вдоль каждой твоей вены, таящейся недобро за пока ещё ярким, сочным красным цветом твоей крови. Связан с жизнью — вот такими моментами обыденной радости, украшенной совсем не той музыкой, звучанию которой ты однажды не сможешь сопротивляться.
Не за этим ли многие из его товарищей-Стражей посещали каждую службу в часовне Вейсхаупта и не обходили вниманием церкви в деревнях по ходу патрулей? Хотели услышать какую-то другую Песню, ту, что обещала спасти, а не погубить. Каронел по-прежнему предпочитал песни менестрелей, людской вере в глубине души продолжая не доверять, и после тех руин в недоверии только укрепившись. Не такую общность он хотел чувствовать. Не с ними. В идее веры в Создателя было что-то правильное, что-то вдохновляющее, чего даже эльф не мог отрицать, но века использования людьми этой веры давно затёрли, засалили все эти искренние проблески. Один из старших служивших остроухих когда-то сказал ему, что люди уподобили Создателю самих себя, когда решили, что вправе требовать у давно сменившихся поколений эльфов расплаты и покаяния за грехи, совершенные их давними-давними предками. Словно ребенок, требующий себе куклу, чтобы тоже кого-то качать и пеленать, чтобы кому-то приказывать сидеть смирно, как приказывали ему самому, чтобы быть кому-то таким же всесильным родителем, люди поставили эльфов на место самих себя подле Создателя. Вечно молящихся и вечно не получающих прощения от отвернувшегося, обиженного бога. Аналогия Каронела удивила, но... понравилась своей обличающей правдивостью. Интересно, найдётся ли среди эльфов когда-нибудь та Андрасте, мольбы которой за её народ будут услышаны тугими на ухо "повелителями" этого мира, под них безжалостно перекованного?..
Но шрамы, оставленные людским неприятием и гневом, болели только прошлой памятью, мутный ил которой бередили мысли о порядках юга. Здесь, в Андерфелсе, всё было иначе. Здесь за серо-синими флагами никто не видел его ушей. Он не был эльфом, не был опасным, как ядовитый таракан, магом — он был Серым Стражем. И разносчица, вышедшая в оживившийся зал, куда стали спускаться даже люди с комнат на верхнем этаже, улыбалась и подмигивала Серому Стражу, а не эльфу. И потому отношение эльфам не особенно-то волновало Каронела. Он свою проблему с ними решил. Хоть и не совсем так, как мог бы надеяться. С вежливой улыбкой приняв из рук расторопной девушки новую полную кружку — с Серых Стражей здесь не брали ни монеты, — эльф в знак благодарности коротко отсалютовал той разносчице вслед, довольный тем, как она смотрела на него через жеманно приподнятое плечо, с улыбкой, располагающей к большему. Не то чтобы он собирался сейчас этим пользоваться и доказывать народной молве, что она права насчёт иных способностей Серых Стражей. С тех пор, как Габриэла не вернулась, желание что-то кому-то доказывать переросло чуть ли не в отвращение к самой идее. Он отпил глоток эля из кружки, отводя взгляд прочь и...
И натыкаясь им на взгляд менестреля, которая приветствовала его внимание поднятой кружкой. Смущение на момент ухватило за щеки; пока она пела, их взгляды пересекались не раз, но тогда она просто смотрела в зал, находя глазами то одного, то другого из подсевших поближе и оставшихся внимать издалека слушателей, обращаясь песней ко всем ним. Теперь она смотрела прямо на него — и Каронел, даже если не удивился, то на мгновение почувствовал себя польщенным. Эти глаза видели многое, намного больше, чем глаза разносчицы или деревенских девушек, да даже больше, чем глаза набранных в Стражи. Эльф улыбнулся, поднимая кружку в зеркальном жесте расположения и... стараясь смотреть в глаза. Может быть, даже слишком стараясь.
А затем поднялся на ноги и сделал два шага вперёд, становясь поближе и прислоняясь к колонне, поддерживающей свод открытого с четырёх сторон очага.
— У тебя очень красивый голос, — отметил он негромко, но достаточно слышно в легком гомоне людей, и усмехнулся своим словам. — Хотя тебе это, наверное, говорят каждый раз, куда ни заглянешь. Что привело тебя в Андерфелс? Наши дороги трудно назвать привлекательными для менестрелей, — эльф чуть иронично улыбнулся, поглаживая кончиками пальцев бок и ободок кружки, которую, чуть опустив, держал в руках.
[icon]http://s9.uploads.ru/vpLEB.png[/icon]
[LZ]<br><div><a href="http://dragonageone.ru/viewtopic.php?id=773"><font color="#3f2a0c" size="3" face="Philosopher" weight="bold"><b>Серый Страж</b></font></a>;<br><b>боевой маг</b>, 21 год, рядовой гарнизона Вейсхаупта</div>[/LZ]
Отредактировано Каронел (2019-08-10 16:18:36)