- Фенрис, чтоб ты знал, - доверительно сообщала Мариан, проверяя паленые кандалы на чужих запястьях – щедрый подарок Авелин, лично заинтересованной в успехе этого предприятия, - мне эта идея не нравится. Совсем-совсем.

Если бы пару лет назад кто-то сказал Мариан, что однажды она вырастет большой наемницей и будет ошиваться с беглыми тевинтерскими рабами, – слово, которым Фенриса называть не хотелось, но неприятный факт оставался фактом – она бы покрутила у виска и отмахнулась от услышанного.  И зря: в ее жизни было много замечательных (и не очень) неожиданностей, – Киркволл, планирующийся поход на Тропы, найденный под подушкой всеми забытый медяк – но еще больше было внезапных знакомств.

Взгляд у Хоук был честный-пречестный – настолько, что сложно было вообразить, будто через пару минут она и впрямь сможет сыграть беспринципную наемницу с большой дороги. Вид, впрочем, у нее был образцово лихой, все по канонам варриковых книжек: лохматые волосы, переброшенный за плечо посох в чехлах, косая красная черта каддиса на переносице.
Для людей, – точнее, одной человекоединицы и одного эльфа – собравшихся в логово работорговцев, они слишком долго пропесочивали план, не раз согласованный еще в городе и благословенный Авелин, которая клятвенно обещала прийти на помощь, если «что-то пойдет не так». Хоук знала себя, но не знала Фенриса, так что «пойти не так» могло буквально все. Сценарии представлялись самые разнообразные: работорговцы могли прознать об обмане, Фенрис мог задолбаться прикидываться живым товаром и устроить кровавую баню, а Мариан могла неубедительно вжиться в роль говнюка и спалить контору на начальном этапе.

- Не взрывайся, если я начну переигрывать, ладно? Так надо, - серьезно добавила Хоук, намотав на ладонь и на проверку дернув цепь, которая тянулась от кандалов поводком. – Я это буду понарошку.
Мариан предупреждала, потому что над речью думала всю ночь, над образом – весь предшествующий походу к пещере день, а гадости подобрала заранее: в словесный арсенал вошли такие оскорбления, которыми она бы никогда не подумала называть своих спутников. И нет, беззлобное «прохиндей и балабол» в адрес Варрика за гадость не считалось – существовали вещи, которые Хоук , вне зависимости от интонаций, говорила любя.

- Пойдем? – удовлетворенная состоянием кандалов, Мариан широко улыбнулась; то было последнее предупреждение перед тем, как она собиралась напустить на себя образцово-мудачный вид. - Как говорят у нас в Лотеринге, «нечего тянуть кота за яйца».

* * *

За городской чертой было тихо – то, что всегда нравилось Хоук, не привыкшей к тесным пространствам и большим скоплениям людей. Сейчас тишина казалась ей подозрительной, почти зловещей: неподалеку шуршали редкие кусты дикой ежевики, но это больше нервировало, чем успокаивало.

У входа в пещеру стоял караул.

По мнению Хоук, это были очень странно одетые люди: они носили на головах тюрбаны, а мантии подвязывали тяжеловесными поясами. Маги, наверное. Причем тевинтерские. Мариан мыслила стереотипами и теми скудными фактами, которыми снабдил ее Фенрис за время их редких разговоров; стереотипы напомнили ей о том, что тевинтерские маги отличались от всех остальных не только отсутствием моральных ценностей, но и крайне сомнительным вкусом в выборе боевых одежд.
Оказавшись в поле зрения стоящих на шухере работорговцев, Хоук резко и сильно дернула цепь, за которую вела Фенриса – так, чтобы он споткнулся. Желание извиниться пришлось задавить на корню. Мариан привыкла браться за дела со всей отдачей, поэтому разыгрывать злодеев, как и врать вообще, у нее получалось слишком хорошо для простой деревещины.

- Я к вам по делу, по делу! – еще издалека крикнула Мариан, стоило тевинтерцам похвататься за оружие. Она миролюбиво подняла в воздух руку, которая была не занята цепью. – Легче, мальчики. Мы тут все друзья.
- Ты еще кто такая? – грозно крикнул ей один из караульных, явно не настроенный дружить. У него определенно имелись какие-то проблемы с утверждением своего авторитета, но Мариан так вошла в роль, что даже не стала обращать на это внимание.
- Это не так важно, – гадко улыбнулась Хоук. – Важнее то, кого я к вам привела!
Она снова дернула за цепь, только на этот раз еще и поставила Фенрису подножку – чтобы он почти наверняка позорно свалился на землю перед работорговцами.
Лица у последних вытянулись, а посохи, наоборот, втянулись обратно в чехлы. Хоук не знала истинных масштабов популярности Фенриса в кругах охотников за беглыми рабами, но имела кое-какие подозрения – в конце концов, в их первую встречу ей пришлось положить целый отряд наемников, высланных по его душу.

- По Киркволлу ходил слух, что вы охотитесь за белобрысым эльфом в татуировках, - ласковая злость облизнула горло – Мариан улыбалась фальшивой гадкой улыбочкой так, что сводило челюсть. – Случайно не за вот этим?
Хоук демонстративно пнула Фенриса ногой. В глубине души она надеялась, что удар получился не очень болезненным, и он не захочет потом вырвать ей сердце. Или какой-нибудь другой орган.
- Кто у вас тут главный вообще, - проворчала Мариан, - кто за деньги отвечает? Проведите меня, будьте добры, разговор есть. А шавку эту, - она небрежно дернула цепью и широко осклабилась, - я вам потом передам, все оформим в лучшем виде.

Пока они шли, Мариан занималась невеселыми подсчетами. «Один мудак, два мудака, три… о, а этот спит! Считать его или не считать?» - иными словами, потенциальных противников было предостаточно: Хоук сильно сомневалась, что тевинтерцы зассут и не дадут им боя, когда настанет момент срывать маскировку. Плюсом являлось то, что она была магом; минусом – то, что среди работорговцев маги тоже были. Ублюдки наверняка практиковали магию крови. Перспектива заляпать одежду кровью была самой невинной из того, что Мариан могла сегодня пережить.
С другой стороны, у нее был Фенрис. Даже сидящий на цепи, он вызывал у Хоук опасения: теперь она сильно сомневалась в том, что после сегодняшних событий он не вздумает точить на нее зуб и не придет однажды ночью душить ее подушкой. Цепь в руке жгла обвиняющим огнем, но Мариан только сжала ее крепче, в один оборот обмотав вокруг ладони.
- Миленько тут у вас, - заметила Хоук, не обращаясь ни к кому конкретно, - прохладно. Вон летучие мыши висят. Темнота – лучший друг работорговцев?
Ей никто не ответил, но ей и не нужно было: Мариан была прекрасным собеседником себе самой и умела развлечься даже среди мрачных пещер. Она не страдала топографическим кретинизмом (порой ей казалось, что из всех ее спутников она единственная, кто не болеет этим порочным недугом), поэтому обратный путь по темным каменным коридорам запомнила и без необходимости просыпать за собой хлебные крошки.

Потом их вывели в другой грот, - свет резанул по глазам, в нос ударил неприятный запах – и Мариан стало не до смеха.
Она чудом удержала лицо, хоть и содрогнулась внутренне. Ей почти никогда не удавалось оставаться безразличной к чужим страданиям (исключение составляли случаи, когда кто-то эти страдания всецело заслужил), поэтому увиденное ее поразило – в киркволльской Клоаке и Нижнем городе Мариан часто видела нищету и болезни, но там людей хотя бы не запирали в клетках.
«Какой ужас, - думала Хоук, держа улыбку приклеенной к лицу и стараясь не сильно вертеть головой. – Неужели в Киркволле никто не заметил, что все эти люди пропали?»
На самом деле, Мариан все понимала – и вовсе не потому, что дружила с капитаном стражи. Просто никому и никогда не было дела до бедняков и беспризорников: если пропадает один нищий, никто не бьет тревоги.
Когда в Нижнем городе теряются дети, плачут об этом только их матери.

Хоук даже не пыталась искать мальчика, которого в подробностях расписала им та зареванная женщина с рынка: дохлый трюк, его надо звать по имени, в лицо ни Фенрис, ни Мариан его все равно не узнают. Мариан шла молча, насвистывая под нос песенку и изредка подгоняя Фенриса, дергая того за цепь: он отставал и ругался, а она не могла обменяться с ним хотя бы словом.
Наверное, ему очень неприятно было здесь находиться. Да еще и в цепях. Это как если бы Хоук сейчас взяли и закинули погулять по выжженному дотла Лотерингу - особый вид морального насилия.

Их путь закончился в очередном гроте. Атмосфера вокруг кричала об одном – «здесь сидит сукин сын и тевинтерский блядун, каких еще не видывал свет».
Хоук терпеливо улыбнулась – улыбка, как и надо было, получилась злой.
- Здрасьте, ага. А может, вы к нам хотя бы спуститесь? Нет? – Мариан задрала голову, глядя вверх, на помост, где расположилось сморщенное зло в дорогой мантии. – Ну ладненько. И так поторгуемся.
Притворно вздохнув, она вдруг натянула цепь, вынудив Фенриса сесть на колени прямо перед помостом – никогда в жизни Хоук не чувствовала себя поганее, чем сейчас.
- Мне тут ваши люди маленькую экскурсию устроили, - Мариан кивнула тевинтерцу, который их сопровождал. – Смотрю, недостатка в рабах вы не испытываете. Стало быть, и деньжат у вас много? За этого татуированного я нормально так попрошу - уж больно он меня заколебал во время поимки.
К вопросу о том, где могли находиться другие рабы, пришлось подходить издалека. Впрочем, после увиденного Хоук не ощущала за собой никаких порывов к мирному решению проблем: работорговцев хотелось порешать, пойманных ими бедолаг – выпустить, а местоположение других рабов вычитать в каких-нибудь документах или письмах. Эти придурки-работорговцы ведь всегда так делают. Пишут свои планы на бумаге, а потом сокрушаются, что их кто-то подловил.

- Жалкая горстка? – впечатлившись (читай – чуть не скривившись от омерзения), Хоук по-волчьи присвистнула. – Вот те на. Это где в Киркволле можно спрятать такую толпу народа? А то вдруг я себе кого-то присмотрю, это же такой большой выбор…
На самом деле, сейчас Мариан даже не переигрывала. Ей было действительно интересно, в какую-такую необъятную ж… жилищную площадь тевинтерцы могли перевезти остальных людей. В Киркволле яблоку негде было упасть (беженцы оккупировали каждый свободный клочок земли), а люди Авелин прочесывали даже самые непримечательные закоулки. Неужели могло случиться так, что они упустили что-то очень важное? Какие-то скрывающие чары на крови, о которых знают только малефикары? Это была тревожная мысль. Мариан не хотелось думать, что где-то в городе тевинтерцы держат невидимый простому глазу рабовладельческий притон. Жителям Киркволла вполне хватало «Цветущей розы».

Фенрис ругался и имел полное на то право. Хоук чувствовала себя паршиво. Тевинтерец вел себя как образцовый мудак. Пока все шло по плану.

- Ну, вы уж не обессудьте. Я всего лишь материальная девушка в материальном мире, - Мариан улыбнулась. В сочетании с тем, что она говорила, это выглядело совершенно дико, - и не слишком часто занимаюсь продажей чужой живой собственности.
От сказанного ей аж самой противно стало.

Устав ругаться, Фенрис перешел в опасную стадию дерзкой словесной перепалки. Кажется, они условились, что он не будет огрызаться и изобразит всю скорбь рабского племени, но Мариан не могла отказать ему в этом маленьком удовольствии. В конце концов, она сейчас чуть не удушила его цепью.

- Но тут ведь даже слепому понятно, - продолжала прикидываться материальной девушкой Хоук, - что этот эльфик – не такой, как весь ваш остальной товар. У него, итить, татуировки светятся. Мои ребятки чуть в штаны не наложили, когда увидели такое колдунство.
«А на самом деле, Изабела хотела нарисовать ему лириумные сиськи. Этих придурков разве напугаешь».

С ценовой политикой было сложнее. Не то чтобы Хоук совсем не продумала этот момент – просто ей показалось неприличным спрашивать у Фенриса, сколько он стоит. Это не то, чем следует интересоваться за партией «Порочной добродетели» или во время дружеской попойки в «Висельнике». С другой стороны, она ведь не собиралась и вправду продавать Фенриса – ей просто нужно было развести торговца на разговор об остальных рабах, а лучший способ заставить кого-то возмущаться и торговаться – это назначить заоблачную цену.
- А ваша хваленая охрана, которой вы платите, ни в жизнь его бы не изловила. Без обид, мальчики. Так что начнем с двух тысяч золотых! – весело объявила Мариан, артистично взмахнув рукой – в голубых глазах мелькнуло что-то безумное. Она была похожа на артистку бродячего викомского театра, которая разыгрывала на сцене задорного злодея. – Если не будете торговаться, штаны можете оставить себе.

Мариан усердно делала вид, что смотрит на мага, хотя на самом деле она смотрела на перила. Перила выглядели очень старыми. Ветхими. Если бы Хоук владела умением изменять реальность силой мысли и магии, то перила бы уже давно сломались, а тевинтерец – полетел вниз. Она ясно видела желательный исход: как катится кубарем замотанная в дорогую мантию туша, ссыпая проклятьями; как с хрустом ломаются ноги, но не шея – как иначе выудить из него информацию об остальных похищенных людях, если он помрет?

Картинка была такой яркой, что Хоук пришлось сморгнуть. Голос тевинтерца доносился как будто из-под воды, но смысл его слов был понятен, как день. Работорговцы хранили людей не в Киркволле. Это значительно сужало радиус поисков – и объясняло, почему люди Авелин так отчаянно тупили, пытаясь разыскать пропавших в городе.
- Вау, - подыграла Мариан, убедительно захлопав голубыми глазами, - много секретов, значит? Вот сколько живу в этой дыре, а знаю про нее только то, что ее когда-то имперцы выстроили – отсюда и архитектура такая чудная. А расскажите подробнее!
Она не заостряла внимание на теме местоположения рабов. Меньше всего ей нужно было, чтобы мудак заподозрил неладное.

- Меня зовут Мариан. Можно просто Марьяша, - Хоук гордо выпятила грудь. Грудь содержала насилу сдерживаемый смех. Просто чудо, что Мариан умудрялась при этом сохранять серьезное лицо. Ситуация была настолько абсурдной, что хотелось сделать две вещи: первое – проржаться, второе – сбегать в «Висельник» к Варрику и устроить ему время уморительных историй. Жалко, что его не получилось позвать с собой на дело. Было бы еще смешнее.

- Конечно я это понимаю, - удивленно вскинула брови Мариан, не прекращая улыбаться – ее улыбка зеркалила самодовольное выражение лица тевинтерца мгновениями раннее. – А зачем, думаете, мне столько денег? Я отсюда уехать хочу! Жить в большом красивом поместье, окружив себя большими и красивыми рабами, - она многозначительно дернула Фенриса за цепь. - Сил моих нет жить в этом крысятнике.
«Создатель милосердный, блять, я же заржу сейчас и все, пиши пропало, план похерим со всех сторон».

- А еще я понимаю вот что, - улыбка стала чуть ласковее. – Я не работорговец, это верно, могу в расценках ошибаться. Но вот цену лириуму знаю хорошо, потому что промышляла его контрабандой.
Вот это была ни разу не ложь – в свое время Хоук сделала для Миирана много разных (и нехороших) дел, которыми не гордилась, но которые значительно расшили кругозор Мариан в преступных делах.
- Если выковырять из этого эльфика все его волшебные татуировки, то чистого лириума из него выйдет аккурат на много-много сотен золотых, - занималась простыми подсчетами Хоук. – Я могла бы так и сделать, но, во-первых, я не уверена, что у меня получится, – вдруг лириум с кожей оторвется, нахер мне этот геморрой, - а во-вторых, - Мариан выдержала смысловую паузу. – Во-вторых, я уверена, что его хозяин отстегнет намного больше двух тысяч, если его вернуть в полном комплекте. Это же беглый раб. Эй, там, - усмехнулась Хоук, пнув Фенриса в бедро, - как, говоришь, хозяина твоего звали? Ты что-то про него орал, когда мы тебя ловили…
Она использовала этот момент, чтобы тихонечко – совсем тихонечко – ответить Фенрису.
- А мы просто так и не уйдем.
«Что ты думаешь, нам не хватит силенок всех их положить, если что-то пойдет не так?»

- Но знаете, - выпрямившись, Мариан прижала палец к губам, - я готова пойти на уступку. Вы – кстати, как вас по имени, любезный? Лукреций, так? Мастер Лукреций, вы там что-то говорили о других рабах. Среди них есть красивые и большие? А то тут все какие-то дохленькие. Куда надо пойти, чтобы на красивых посмотреть-то? Если я найду кого-нибудь себе по вкусу, - Хоук весело поглядела на магистра из-под косой челки, - то готова сбросить цену на эльфика.

Ситуация приняла неожиданный поворот. Пытаясь произвести впечатление на нее, работорговец ушел в отрыв – решил устроить публичное кровопускание. Невероятно, но Варрик и его книжки с участием образцовых антагонистов были правы: тевинтерские малефикары – редкостные выпендрежники. И надо же было вывести именно мелкого пацана! Если бы не Фенрис, Хоук бы к нему даже не присмотрелась. А зря – это был тот самый мальчик, из-за которого началось отчаянное рандеву городской стражи по тайным дворам и складам Киркволла.
- Да еб… - засокрушалась Мариан, возведя синие очи горе. Ее уже задолбало это избирательное невезение. Почему все не может пройти как по маслу? Зачем устраивать кровавые ритуалы прямо сейчас? Тупые тевинтерцы.
И именно в этот момент Создатель решил ниспослать Хоук провидение, о котором она так просила.

Посмотрев наверх, Мариан кое-что осознала. Неба не было – была дыра в гроте. Вот почему в пещерах было так подозрительно светло. Но какой бы огромной ни была эта дыра, - будь она хоть размером с кунари, которых так расхваливал малефикар - она оставалась дырой, которая пробита в камне. И этот распахнутый каменный зев тут и там украшали сталагмиты. Сталактиты. В общем, здоровенные каменные сосульки – Мариан просто видела вещи и называла их своими именами.
Слишком занятые уроками кровопускания, работорговцы не следили за ней и Фенрисом. Это было хорошо – ее напарник как раз вздумал проявить свою бунтарскую натуру. «Нам лучше сидеть на жопе ровно, друг мой» - эти слова так и просились сорваться с губ, но Хоук промолчала. Призывать Фенриса к спокойствию было так же бесполезно, как просить Варрика перестать врать. То есть, реально, но не везде и не всегда.
Мариан была умной (нет) женщиной, умеющей быстро соображать в критических ситуациях. Истошные вопли бедного мальчика только накаляли атмосферу. Одна крупная каменная сосулька свисала аккурат над деревянным помостом, где свершалось черное таинство: шибани ее как следует и сорвется вниз. У Мариан хорошо получалось сшибать вещи. Она могла постараться и прицельным ударом отколоть кусок камня и устроить тевинтерцам небесное воздаяние. Она могла перестараться и раздолбать тут вообще все, и тогда им всем не поздоровится. При визуализации радужных перспектив, у Хоук волосы на затылке стали дыбом, но медлить было нельзя. Сейчас у них с Фенрисом были проблемы посерьезнее, чем попытки сохранить инкогнито.
- Я сейчас кое-что сделаю, - тихо предупредила она Фенриса. – А ты подыгрывай мне и ничего не спрашивай. Все будет хорошо.
Обычно после этих слов не случалось ничего хорошего.

Почти не думая, Хоук вскинула руку. Она не потянулась за посохом – решила понадеяться на собственное мастерство. Тень мягко стукнула в виски, импульсом пробежалась по рукам и застыла на кончиках пальцев. Так всегда бывало, когда Мариан колдовала без подготовки, просто поддавшись порыву – все равно, что пытаться вслепую метнуть нож в яблоко, установленное на чьей-то голове.
Прошедшая через ладони и не нашедшая баланса в лице аккумулирующего посоха, магия вырвалась грубым сгустком энергии. При верной формулировке это могла быть волшебная стрела, направленная на висячий сталактит. В данном случае это была катастрофа, которая могла обрушить весь свод пещеры. Стоило магии соприкоснуться с камнем, как злосчастная сосулька издала странный звук, похожий на хруст ломающихся костей. Он почти утонул в нескончаемых криках несчастного Дрейка.
Дальнейшее происходило как будто во сне, где реальность искажается и замедляется, словно под действием страшной неведомой магии.
По сталактиту медленно пошли трещины. Очень медленно. После чего он так же медленно сдвинулся с насиженного места, где обрастал камнями множество каменных поколений, и сорвался вниз.
- Мастер Лукреций, осторожнее! – слишком весело прокричала Хоук. Ее веселье можно было принять за истерику. Или за злорадство. В любом случае, сейчас это было уже неважно.
Мариан отсчитывала секунды до неизбежного. Неизбежное обрушилось на помост каменной глыбой, пробило дерево насквозь под удивленные крики малефикара и его злобного напарника, а потом скрыло все в складках поднявшейся вековой пыли, которая копилась в половицах помоста. Хоук не теряла времени. Дернув Фенриса за цепь, она побежала наверх по хлипким ступенькам с охотничьим ножом на изготовку.

Ее блестящий план стремительно обнажал стратегические недочеты. Во-первых, Хоук не поняла, кого задело, а кого нет – пыль еще не осела и, размахивая перед лицом ладонью, Мариан видела не дальше одного шага. Во-вторых, задеть могло кого угодно – даже Дрейка. Он как раз нашел идеальный момент, чтобы перестать орать. Уж не его ли раздавило. Не приведи Создатель.
Пробившись к столу, Хоук к своей безмерной радости обнаружила, что все не так плохо, и удача пока не повернулась к ней жопой. Шокированный Дрейк лежал на столе в обнимку с веревками. Обнимался он с ними запястьями и лодыжками – связали его как следует. Где-то в пыли кто-то грязно ругался на тевене. Орудуя ножиком, Мариан шустро срезала веревки, а потом подмигнула мальчику.
- Какой ужас! Какая трагическая случайность! – наигранно громко воскликнула Хоук, подмигивая теперь уже Фенрису. – Эй, белобрысый, будь славным рабом и спусти этого бедолагу вниз. Не пропадать же добру. Я помогу достопочтенному мастеру Лукрецию.
«Который наверняка чуть не изгадил свои мантии».
Того самого господина по имени Меркуцио раздавило сталактитом – вместе с обломком камня и досками он провалился вниз в образовавшуюся в помосте дыру. Малефикар валялся неподалеку, накрыв голову руками. Напустив на себя сочувствующий вид, Хоук присела рядом с ним на корточках и потрясла за плечо:
- Мастер Лукреций? Мастер Лукреций, все хорошо! Просто камень сверху упал. Я пыталась вас предупредить! Вот вашему подчиненному меньше повезло, - Мариан кивком головы указала на дыру в помосте. – Вы как, нормально? Идти можете?

«Не орал бы ты так, - думала Мариан, выслушивая огненную тираду малефикара, чувство достоинства которого, судя по всему, было сильно задето… камнем. – Я же, когда придет время расправы, запомню – и зубы тебе повырываю за каждое нехорошее слово».
В ее деревне таких, как Лукреций, ловили за подштанники и вешали болтаться на дереве – так, оставят до глубокой ночи, а там поди взрослые с работы в поле вернутся и снимут засранца. Чисто теоретически, Хоук могла его подвесить (повесить) – у нее были магия и неиссякаемые запасы воображения. Но только не сейчас.
- Не переживайте вы так, мастер, - ласково проворковала Мариан вместо этого. – Обошлось же? Вон ваш подчиненный отдал за вас жизнь.
Как оказалось, буквально. Малефикар даже додумался вытянуть из него кровь – про запас, на будущие заклинания. Вот она, тевинтерская экономия. Хоук сразу сделалось тошно. Зато пока Лукреций совершал черное дело, она успела взять в руки цепь Фенриса и притвориться, что ругает его за самодеятельность. Впрочем, ее товарищ по несчастью тоже был не в порядке. Плачущий Дрейк вгонял его в мрачный ступор, поэтому Мариан решила прийти на помощь.
- Эй, эй, мелкий, тише, - голос Хоук обрел привычную теплую глубину – сейчас она не играла. – Будь мужчиной. Мы вас всех-всех спасем.
Мальчик, которого они вызволили, и так был не в лучшем состоянии, а приказ Лукреция увести его прочь чуть не пустил Дрейка на новый виток истерики.
- Так, куда, куда мальчика-то? Погодите! – выразительно выгнув бровь, Хоук вновь выкрутила дерзость на максимум, подошла к Дрейку вплотную и, пережив секундный приступ глубочайшего отвращения к самой себе, все же поспешно добавила. – Он такой прехорошенький! Лучше я его себе заберу. В качестве предоплаты.
Для того, чтобы подкрепить свои недобрые намерения не только красным словом, но и делом, Хоук осторожно погладила Дрейка пальцем по влажной от слез щеке. Она боялась представить, как это все выглядит со стороны, но Мариан обещала объясниться перед ним (и перед его бедной матушкой) после, когда все наладится. Она только и успела, что незаметно подмигнуть Дрейку – это могло значить многое, но если Фенрис успел объяснить пареньку ситуацию, тот истолкует ее жест верно.
К счастью, такое грязное и корыстное объяснение пришлось потрепанному Лукрецию по душе – немного поломавшись и побурчав на тевене (что за непонятный язык, в исполнении Фенриса оно все как-то благозвучнее звучит), он оставил мальчика в покое. 
За это время в зале стало тесновато. Сбежавшаяся на шум и грохот охрана сообщила, что караван ждет в зале – те самые люди и эльфы, которых до этого Хоук видела в клетках. Сначала Мариан не понимала, для чего весь этот аншлаг, но постепенно до нее начало доходить – пленников собирались переместить.
- У-у-у, а что сейчас будет? – изобразив глубокую заинтересованность, спросила Мариан одного из молчаливых охранников. Тот только фыркнул. Хоук поняла намек и послушно отошла в сторону – поближе к Фенрису и Дрейку.
- Пст, пацан, - пока Лукреций был занят переговорами со своей свитой, Мариан решила объясниться. – Держи себя в руках. Еще чуть-чуть осталось.
У Дрейка были большие и влажные глаза – совсем как у щенка мабари. У Хоук сжалось сердце.
Если Мариан думала, что сегодня они ограничатся одним камнетрясением, то она охренеть как ошибалась – Лукреций задумал что-то грандиознее. Встав лицом к каменной стене, а задом – ко всем присутствующим, он тихо прошептал формулу заклинания – камень в навершии посоха опасно сверкнул – и взмахом руки отодвинул камень в сторону, открывая уходящий в темноту проход. Кто-то из пленных отчаянно зарыдал, но тут же затих, стоило охраннику ударить его под дых. Хоук шумно сглотнула – до этого момента она не знала боязни тесных пространств, но такое количество людей в узкой каменной кишке тоннеля не сулило ничего хорошего их предприятию.
- Вы, - из невеселых мыслей Мариан выдернул один из караульных, ткнувший в нее пальцем. – Вперед. С мастером Лукрецием.
Хоук не нужно было повторять дважды. Вяло дернув Фенриса за цепь, она послушно нырнула в коридор следом за малефикаром.
Следом за ними пошли все остальные.

***

- Здесь темно. Никто не против, если я зажгу свет? Нет? Отлично.
Хоук даже не пришлось особо напрягаться - хватило лишь на секундочку приоткрыть разум Тени и впустить в себя магию, чтобы на кончиках пальцев зажегся бледный золотой огонек. Его Мариан аккуратно подвесила на набалдашник посоха: в таком виде он был похож на светлячка, случайно залетевшего в темные пещеры.
В такой обстановке жизнерадостность Хоук была почти убийственной. Она в полной мере осознавала, какой эффект производит на присутствующих – малефикара, работорговцев, рабов и, самое главное, Фенриса с Дрейком. Шли преимущественно в похоронной тишине – гремели только цепи. В тоннеле было душно, камень давил со всех сторон: Мариан очень кстати вспомнились рассказы Варрика о Глубинных тропах и грядущая экспедиция в недра земли. Теперь эта затея не казалась ей такой привлекательной.
- Мы словно проходим под горой, - размышляла вслух Хоук, обращаясь ни к кому конкретно. – Сколько лет контрабандой занималась, а ни разу не слыхала про эти пещеры.
«И Авелин тоже не слыхала. Вообще никто не слыхал. Поганые тевинтерцы, понастроили тут, а нам сиди и раскапывай, где они пленников прячут».
Когда лицо Мариан приласкал первый порыв свежего воздуха, она загорелась нетерпением. Скоро, совсем скоро шарада закончится, и они с Фенрисом положат конец этому безобразию. А потом – хорошенько напьются. Авелин их наверняка угостит за хорошую работу.
Уж точно должна.

Мариан привыкла считать, что удача всегда была на ее стороне. Можно сказать, что они с ней играли в одной команде: там, где Хоук давно могла убиться, ее оберегала от погибели и синяков сияющая длань фортуны, невидимая простым смертным.
Сегодня сияющая длань показала ей кукиш.
На взгляд Мариан, в одно мгновение произошло слишком много вещей: впавшая в истерику эльфийка, взбесившаяся паучиха, локальный бунт рабов, всеобщая паника, потерявшиеся из поля зрения Фенрис и Дрейк… Хоук нужно было удержать во внимании столько вещей, что она совершенно упустила из виду тот момент, когда в нее полетел прицельно пущенный камень.
Кем бы ни был этот загадочный швырун, но метил он что надо: камень прилетел Мариан прямо в макушку. Хоук пошатнулась и смачно выругалась – в яростном словесном потоке можно было разобрать привычные для ее деревенского лексикона слова «да еб вашу налево» и «ну что за хуйня».
Потом Мариан осторожно ощупала голову и вздрогнула – на пальцах осталась липкая кровь.
- Ого, - вздохнула Хоук. Одно дело – получить по башке и увернуться, другое дело – ходить с продырявленным затылком. А ведь рядом даже не было Андерса, который мог бы исправить положение!
Впрочем, уж чего-чего, а времени на рефлексию у Хоук не было: паника грозила перерасти в яростное море, в котором все умрут мучительной смертью, угодив в мясорубку паучьих жвал.
- Фенрис! Фенрис, блять, объясни им - людям, не паукам - что мы на их стороне! – заорала что есть мочи Мариан. А потом, лихо выхватив из ремней посох, запрыгала по направлению к Лукрецию.
Она знала – контроль над гигантской паучихой был завязан на малефикаре. Животные имели привычку вести себя намного агрессивнее, когда их разум сковывали цепи магии крови; подчиняясь контролирующему их магу, они не боялись боли и мало заботились о благополучии своего выводка. Это ей в свое время объяснила Мерриль, рассказывая о странном поведении лесных зверей во времена Мора, который та застала в Ферелдене.
Паучиху, контролируемую магом, невозможно будет ни напугать, ни отогнать. Но если контроль снять…

- Ну, как дела? - промурлыкала Хоук, почти вплотную приблизившись к малефикару: ее ладонь сжимала рукоять охотничьего ножа. – Мудила.
Она осклабилась – на залитой кровью роже это выглядело почти зловеще.
А потом, резко вскинув руку, она вонзила нож малефикару в шею.
- От «Марьяши» привет, - сверкнула злыми глазами Мариан, мягко отпихивая от себя булькающее тело. Давно же она хотела это сделать. С тех самых пор, как этот ублюдок рот открыл. Мечты сбываются!
Протерев запачканный нож о штаны, Хоук подняла глаза на паучиху.

Черная-черная сеточка глаз, поддернутая туманом, вдруг прояснилась, покрытые ядовитой слюной жвалы – судорожно щелкнули, а сама паучиха исторгла какой-то душераздирающий звук; Мариан пришлось прикрыть уши ладонями, чтобы не оглохнуть.
В этом штормящем людском море она успела взглядом выхватить лицо Фенриса, которому обнадеживающе улыбнулась и махнула рукой.
Потом Хоук, морщась от пульсирующей боли в голове, перехватила посох как выбивалку для ковров – хуярь, Мариан, хуярь! – и, вздохнув, рассекла им воздух.
Невидимый след, который оставило после себя магическое оружие, загорелся огнем; потом Хоук довершила удар резким взмахом руки и этим огненным хлыстом полоснула паучиху по щетинистому брюху.
Мариан уже внесла паучий визг в личный список самых неприятных звуков на свете. Он шел сразу следом за ворчанием Гамлена и нытьем младшего братика.
- Эй, свиноматка паучья! – призывно заорала Хоук, размахивая горящим набалдашником посоха. – Давай, иди, иди сюда! Сейчас я твоих деток на начинку для пирога порежу!
Гигантская паучиха лениво развернулась к ней, опасно щелкая жвалами и перебирая нескладными ногами, а потом – экая прыть от такой твари! – прыгнула на Мариан. Мариан успела увернуться, кувыркнувшись по полу, и ударить паучиху по брюху теперь уже острым ледяным шипом. Разбитая голова раскалывалась: поднявшись на ноги, Мариан чуть не упала из-за головокружения.
«Если я расслаблюсь и она меня заденет, - лихорадочно соображала Хоук, - то мне пиздец. У нее же жвалы ядовитые».
Она не собиралась биться с паучихой насмерть, вовсе нет – достаточно было ранить ее до такой степени, что мохнатая тварина, испугавшись за свою жизнь, сбежит в ущелья, прихватив с собой деток. Детки, к слову, теперь спешили защитить свою мамашу: один маленький паучок, брызжа слюной, попытался вцепиться в ногу Хоук, но она отшвырнула его прочь посохом как веником.

Ничто не успокаивает так, как уборка.
Этим Хоук сейчас и занималась: методично раскидывая пауков-малышей посохом под незатейливую мелодию, звучащую у нее в голове (не иначе как постепенно сказывалось крепкое сотрясение черепушки), она прилагала максимум усилий, чтобы не удариться в пучины экзистенциального кризиса. Кризис имел облик мохнатого паучьего чудища о восьми волосатых ногах, которое визжало, скрипело и брызгало слюной на Хоук – бедная Мариан только и успевала, что уворачиваться, отбиваясь от засранцев помельче.
У нее было много нерастраченной ярости, которая искала выхода – за это стоило поблагодарить ублюдка (мертвому ублюдку!) Лукреция и его по-паучьи ядовитые ремарки, доведшие Мариан, женщину воистину создательского терпения, до ручки. Хоук сражалась в той опасной кондиции, когда, даже получая удары, ты их не чувствуешь, потому что ошалел от адреналина, боли и веселья: только посреди битвы она заметила, что маленькие паучки покоцали ей руку, но не придала этому значения. Трезвая и здравомыслящая часть ее сознания била тревогу и требовала немедленно приложить к ране припарку, чтобы, не приведи Андрасте, не отравиться и не откинуть копыта, но это были проблемы, которыми предстояло заняться будущей Хоук.
А настоящая Хоук занималась уборкой. Ядовитой, кровавой, паучьей и очень неприятной уборкой.
- Мази-и-ила! – высунув язык, нараспев протянула Мариан, с грацией подстреленного гуся отпрыгивая от плевка паучихи в сторону. В ответ на такой выкрутас пульсирующая боль в голове напомнила о себе темной вспышкой перед глазами – да так, что Хоук охнула и зажмурилась. – Ну сука, как будто с похмелья…
Это была ложь. В сравнении с тем, что творилось с Мариан сейчас, похмельная Хоук была эталоном жизнерадостности.
Хоук шатало на этой безудержной карусели до тех пор, пока паучиха не издала пронзительный визг. Стерев кровь со лба, Мариан медленно подняла глаза и…
… и увидела, ну, гигантскую паучью жопу. Или то, что у пауков называлось жопой.
«Ай да Фенрис, ай да молодец!»
Ее напарник включился в бой, а это означало, что теперь дело пойдет быстрее: то, что паучиха отвлеклась на сверкающего как звезда (буквально!) Фенриса и при этом опрометчиво подставила раздутое брюшко для удара Мариан, было тому показателем. Не теряя времени, Хоук обвела навершие посоха кончиками пальцев, словно снимая пробу со сливок, и, издав краткий боевой клич, метнула в уязвимое место целый рой острых ледяных осколков.
Раздавшийся после этого визг был еще хуже. Нет, серьезно: по шкале от одного до десяти он бы получил крепкие одиннадцать баллов.
Сморщившись и прижав ладони к ушам, Хоук упала на колени, тогда как окружившие ее паучки пугливо прижались к земле. Паучиха орала так, как будто ее резали наживую – ну а как еще должно орать существо, в пятую точку которого всадили с дюжину сосулек? Это безобразие продолжалось, как показалось Мариан и ее раскалывающейся голове, целую вечность, тогда как на деле прошло чуть меньше десяти секунд; потом все подозрительно стихло и Хоук позволила себе отнять ладони от ушей.
Отчаянно прихрамывая, паучиха пятилась прочь; ее детки, распознав сигнал к отступлению, последовали за мамашей. Ошарашенно наблюдая за тем, как маленькие пауки осторожно обходят ее стороной, Мариан только и могла, что сидеть на холодной земле, прижав к груди посох, думая о том, как она докатилась до такой жизни.
А потом до нее дошло.
- Фенрис! Уи-и-и! – победно воскликнула Хоук, вскинув вверх ладонь с оттопыренным большим пальцем. Рука у нее уже успела онеметь, но пофиг, бывало и похуже. – Мы молодцы! Мы победили! Выпивка за мой счет!
Эйфория ее все еще не отпустила: Мариан не замечала, что рожа у нее залита кровью, а одежда тут и там заляпана паучьей слизью. Обступившие Фенриса и Хоук рабы и пережившие столкновение с рабским недовольством охранники смотрели на них, как на чокнутых, но подходить не решались – мало ли, вдруг укусят еще, один так вообще светится.

Мариан казалось, что все закончилось с победой над паучихой, но она забыла одну важную ферелденскую пословицу. «Когда кажется - молиться Создателю надо». Хоук не помолилась. Сидя на земле, она держалась за голову и концентрировала свои силы на том, чтобы не сдохнуть прямо здесь и сейчас. Или не потерять сознание. Ее правая рука онемела. Голова раскалывалась – в мыслях мелькали нездоровые ассоциации с лопнувшим арбузом. Следом за нездоровыми ассоциациями пришла тошнота. Хоук узнавала эти мутные симптомы. Кроме похмелья только сотрясение черепушки доводило ее до такой печальной кондиции.
- Фенрис, чего ты так орешь, - невозмутимо отметила Хоук, зажимая ладонями уши. – Мы все тебя слышим. Точнее, слышали. Теперь не слышим, потому что все оглохли.
Когда работорговцы разом обернулись к ней, Мариан улыбнулась и помахала им ручкой. А потом с улыбочкой провела большим пальцем по шее, намекая на то, что ждет неудачливых тевинтерцев, если они решат и дальше лезть туда, куда не надо.
Потом запас сарказма у нее иссяк окончательно и Мариан обессилено свесила голову. Фенрис контролировал ситуацию: он был взрослым эльфом, который мог проходить сквозь стены и размахивать тяжелым двуручником. А еще у него была целая голова.
Послышались хлопки, маты, крики, свисты, опять крики, а потом на грот пала тишина. Все это время Хоук провела, изучая взглядом трещинки на земле и нашептывая про себя молитву. Молитва состояла из повторяющихся ругательств. «Блядьсукадачтожтакхреновоясейчасвсемозгивыблюю» было лишь отрывком из этой мольбы. От такой Песни Света у церковных сестер наверняка случился бы инфаркт.
- Возьми свои слова обратно. Я красотка, - стирая кровь с рожи, шмыгнула носом Хоук, когда Фенрис разобрался с делами и подошел к ней. – Сейчас только умоюсь и…
Она не договорила. Голову вело. Что-то подсказывало Мариан, что ей понадобится нечто большее, чем ведро теплой воды и чистая одежда. Один умный целитель однажды сказал ей, что даже из неглубокой раны на голове кровь хлещет как из фонтана. Наверное, что-то такое происходило и сейчас. Хоук не светила перспектива умереть из-за какой-то там дыры в башке. Во-первых, она получала ранения похуже и выживала. Во-вторых, на свете оставалось еще много работорговцев (негодяев, обманщиков, мудаков), которым не помешало бы надавать леща, а потому умирать сегодня было бы нелепо. В-третьих, Фенрис сейчас вроде как сказал, что она классная. То есть, не точно так сказал, но подразумевал что-то такое. Хоук хорошо удавалось вычленять суть из услышанного. А еще он улыбался! Это был первый раз, когда она видела на его лице что-то помимо его любимого выражения. «Я-ненавижу-всех-работорговцев-и-стремлюсь-их-уничтожить» - так называлось это выражение. Соответствуя названию, оно не подразумевало под собой ничего светлого и беззаботного.
- Я не умру. Мы же с тобой еще не пили! – радостно сообщила Мариан, а потом зажмурилась – процесс говорения приносил ее голове невообразимые страдания. – Ай. То есть, да. Поможешь мне встать? К Андерсу пойдем. Он нас подлатает.
С помощью Фенриса ей удалось подняться на ноги. Осмотревшись, Мариан наконец-то оценила результат их совместной работы. Пауки убежали. За ними и работорговцы. Вчерашние рабы, а теперь уже свободные люди и эльфы медленно пятились к выходу. Картина идиллическая. Вот только…
- Фенрис, - нахмурилась Хоук, заметив пришпиленный огромным двуручем к земле труп, - это там не твой меч, нет? Похож. Очень. Как он туда попал?..

***

После визита к целителю к Мариан вернулось ее беззаботное настроение. Не то чтобы она была рада покалечить себя ради встречи с Андерсом. Глупости какие. Ха-ха.
Когда настроение вернулось, Хоук смогла трезво оценить результаты их совместной с Фенрисом работы. Разминая руку и плечо, в которых еще держались остатки целительской магии, она вышла из клиники и подошла к Фенрису. Они оба выглядели отвратительно. Это не мешало Хоук лучиться светом тысячи солнц.
- Авелин просто охренеет! – счастливо возвестила Мариан. Своей улыбкой она вероятно могла лечить рак. И не сказать, что каких-то пару часов назад она мечтала оторвать свою голову и закинуть ее в мешок с мусором, чтобы так не мучиться. – Надо ей рассказать. Она должна помочь всем этим людям найти своих родственников и обустроиться. Ну а мы же пойдем отмечать? Пойдем? Пойдем? Пойде-е-ем?
Маниакальная одержимость Мариан какой-либо идеей могла быть заразительна. Она не знала, в настроении ли Фенрис сегодня бухать, но, во-первых, они проделали хорошую работу, а во-вторых он назвал ее классной. Хоук верила, что это был знак свыше. Из всех ее спутников только Фенрис не признавал ее крутость. То есть, не надирался с ней в дрова и не называл ее другом. Ну и что, что она маг. Как будто это мешало ей быть хорошим собутыльником.

Фенрис говорил какие-то очень серьезные вещи – что-то про геройства, Авелин и деньги, - но Мариан только отмахнулась. Точнее, не стала заострять на этом внимания. Ей казалось, что она просто поступила правильно и по-человечески, решив помочь тем людям и побив работорговцев. Ну и схватка с паучихой, конечно, была огонь. Об этом стоит рассказать Варрику - вот уж кто обязательно намутит героический эпос по мотивам их с Фенрисом заварушки.

- В смысле «меня»? Так-то ты вляпался в это дельце вместе со мной, так пусть благодарит нас обоих! – заключила Мариан. – А вообще, меня благодарить не надо, не хочу отсвечивать. За денежками я зайду потом, по-тихому.

По тому, как осветилось лицо Хоук, можно было догадаться, что своим следующим предложением Фенрис попал в точку. Она считала, что фундаментом для крепкой дружбы длиной в век могут служить общие интересы и увлечения. Фенриса и Мариан как раз объединяли две вещи: любовь к набиванию морд плохим работорговцам и любовь к алкоголю, и вместе они были бы непобедимы.

- В твоем погребе еще что-то осталось? – пошутила Мариан. Впрочем, делала она это беззлобно – просто о бездонных запасах вина, которые Данариус вынужденно оставил в наследство Фенрису, ходили легенды, а Хоук не раз и не два видела, как он чисто по приколу громил дорогие бутылки. – Если да, то вперед! Покутить в «Висельнике» было бы хорошо, конечно, но у нас тут экспедиция на носу, лучше экономить. Да и пойло у Корфа, честно говоря, дерьмо.

Прежде, чем выдвигаться, Хоук на пробу повертела головой из стороны в сторону, попрыгала на месте, размяла раненное плечо, проверяя его на профпригодность, но все было прекрасно. В глазах не двоилось, а конечности не болели и работали исправно. Если бы Андерс понимал ее двусмысленные намеки так же, как лечил, то ему не было бы цены.

- Двинули, что ли? Если что, то можем по дороге к Авелин зайти, но у меня лично не горит. Все равно она пока отчеты заполнять будет. А я тебе пока такую историю расскажу…

***

В Верхнем городе было не так оживленно, как в Нижнем, но Хоук объясняла себе эту закономерность посредством простых наблюдений. Во-первых, люди в Верхнем городе никогда не бегали – они шли важным и размеренным шагом, придирчиво осматривая торговые ряды, заваленные дорогими товарами. Из бегающих тут были только слуги-эльфы, да и те старались держаться тихо. Во-вторых, тут пахло не так неприятно, как в Нижнем. В Нижнем пусть не везде, но воняло засранными канавами, безысходностью и безнадегой. В Верхнем пахло цветочками и дорогими духами. Зато в Нижнем городе на один квадратный метр приходилось больше честных людей, чем в Верхнем. Аристократы и судьи были не так опасны, как головорезы и бандиты, но зато они действовали, руководствуясь непонятной для Хоук логикой, и могли упечь тебя за решетку, если ты на них как-то не так посмотришь.

- … значит, сажусь я на место возницы, а отец говорит, мол, представь, что на дорогу выскочили старушка и ребенок, - по дороге в зажиточный квартал Хоук рассказывала Фенрису историю о том, как папа учил ее править телегой. – И спрашивает, кого давить будем. Я выбрала старушку. А оказалось, что давить никого не надо было, - Мариан вздохнула. - Надо было натянуть поводья и остановить лошадей.

Когда они дошли до нужного имения, Хоук остановилась и осмотрелась. Все-таки, Фенрис выбил себе неплохой домик. Однажды, размышляла Мариан, когда она отправится в свою экспедицию и привезет из недр земли много-много денег, она выкупит родовое поместье Амеллов и они с Фенрисом будут соседями. Главное, чтобы к тому времени у него не закончились стратегические запасы вина.

- Ты генеральную уборку еще не делал? – поинтересовалась Хоук. Как-то раз она пришла к Фенрису в гости и чуть не отложила кирпичей, заметив аккуратно сложенные в фойе трупы. Но больше в ней возмущалась чистоплотная деревенская хозяйка, которая требовала, чтобы кто-нибудь взял тряпку в руки и вымыл в доме полы. – Если что, я могу помочь. У меня за плечами – опыт многих поколений. А еще у меня есть запасной веник.

В погребе было холодно, как в Лотеринге зимой, но Мариан не боялась морозов: ее согревала хорошая наследственность и горячая ферелденская кровь. К тому же, она была слишком заворожена зрелищем, представшем перед ее глазами, чтобы хоть как-то реагировать на внешние раздражители.

- Огурчики! Грибочки! – совершенно по-деревенски восхитилась Хоук. Если бы ей подкинули щеночка мабари, она бы так не умилялась – хорошая еда и закуски всегда занимали первое место в большом сердце Мариан. Ну, не первое, но почти. – Смотри, и творожок в кринках есть! Ай, красотища какая!

Хоук даже смахнула невидимую слезу счастья. Она понимала, что это добро не принадлежит ей, но ничто не мешало ей искренне порадоваться за товарища. Фенрису досталось настоящее сокровище, понимал он это или нет.

- Ты иди, напитки выбирай, а я… - Мариан хищно осмотрелась, потирая ладони. – Я соображу нам королевский закусон. Ты же не против, если я похозяйничаю? Так, ну и где тут ножи?..

Если Хоук собиралась что-то сделать, мало что на свете могло ее остановить. Даже здравый смысл. Куда легче было бы просто нахватать всяких колбас и солений, а потом без лишних церемоний набухаться. Но Мариан любила еду и, как истинный ценитель, считала, что любая еда должна подаваться красиво и со вкусом. Кто-то мог сказать, что кулинарный перфекционизм отравляет ей жизнь, но Хоук была готова поспорить с этим утверждением.

Она не знала, где слуги хранили ножи и разделочную доску, но Мариан, ведомая не иначе как бабьими инстинктами, их отыскала – как и большую тарелку приличного вида. Собрав по всем углам погреба колбасу, рыбу и прочие копчености, Хоук воинственно поточила ножи друг о друга – очевидно, она занималась этим не в первый раз – и принялась за работу. Она нарезала тонкие пластинки мяса и складывала их на тарелке в лепестки роз; роль листиков выполняли соленые огурчики, которые Мариан аккуратно разрезала продольным сечением. На кухне Хоук была как Андрасте на поле боя: стремительной, решительной и вдохновенной.

- Это прекрасно, как рассвет, - похвалила саму себя Мариан, осторожно укладывая ножи на место и подхватывая на руки тарелку, на которой, подобно цветам, пестрели кусочки ветчины, колбаски, рыбы и маринованных огурчиков. - Но мне еще далеко до маминого мастерства.

Сложно было понять, ерничает она или действительно преуменьшает свои заслуги. Удерживая тарелку в руках, Мариан выбралась из погреба. Это был не первый раз, когда она бывала у Фенриса в гостях, но в погреб он пустил ее впервые. Хоук была тронута оказанной честью и таким уровнем доверия.

- И все-таки, Фенрис, - довольная как сытый мабари, улыбнулась Мариан, пытаясь развлечь Фенриса беседой по дороге к жилой комнате. – Если тебе понадобится помощь с уборкой, не стесняйся. Уборка ведь тоже разная бывает. Тебя как, - Хоук нахмурила брови, - "старые знакомые" не доставали больше?

- Моя матушка родом из знатной семьи, - пояснила Хоук, торжественно устраивая тарелку с закусками на столе. – Она знала все и даже больше о красивой подаче еды, хотя ей не приходилось заниматься готовкой до побега из дома. В деревне, конечно, ей пришлось приспособиться, - Мариан тихо улыбнулась своим воспоминаниям. – Но она с детства твердила мне, что грамотная сервировка блюд так же важна, как и их вкус.

Несмотря на общую атмосферу тлена и запустения, царившую на первом этаже имения, комната, которую оккупировал Фенрис для личных нужд, была уютной – только слишком темной на вкус Хоук, но с проблемой освещения хорошо справлялся камин. Усаживаясь в кресло, она отмечала про себя какие-то мелкие детали. Большой шкаф в углу, в котором почти не было книг: интересно, почему Фенрис не перенес сюда всю коллекцию Данариуса? Когда они разоряли его поместье, Хоук обратила внимание на большую библиотеку на первом этаже. В одном из углов комнаты примостилась лютня, очевидно расстроенная – даже в полумраке Мариан заметила, что инструменту не хватает струн. Сама она не играла, но образ бренчащего на лютне Фенриса здорово ее развеселил.

Этикетки на бутылках, которые выбрал Фенрис, выглядели очень дорого и богато - сплошь украшенные завитушками и расписанные изысканным шрифтом. Но Хоук была человеком простым: повертев одну из бутылок в руках, она пожала плечами, бросив всякие попытки определить на глаз дороговизну содержащегося в ней бухла, а потом выдернула пробку зубами.

- Подозреваю, что Данариус просто не ожидал получить коллективного леща и сильно удивился, когда такое все-таки случилось. И совсем неважно, что в основном огребли его люди, - Мариан вредно усмехнулась, разливая вино по бокалам. – Но ничего. Если он придет в следующий раз, мы опять соберемся и дружно устроим ему мордобой. На свете не существует проблем, с которыми бы нельзя было справиться без помощи верных товарищей, уж я-то знаю.

Мало кто ожидал бы услышать что-то такое от Хоук – женщины, которая в одиночку прогрызла себе путь в Киркволл и продолжала грести к своему счастью сквозь огонь, воду и золотые монеты, собираемые на экспедицию, - но она действительно верила в то, о чем говорила. За последний год все знаменательные сдвиги в ее жизни начинались с новых встреч, которые впоследствии оборачивались дружбой. Варрик, который не только подсказал ей способ быстро и верно разбогатеть, но и помогал с этой безумной затеей. Авелин, которая прошла с Мариан через самое страшное и до сих пор оставалась ей другом, время от времени подкидывающим легальную работенку. На сегодняшний день список насчитывал пять имен, на носителей которых можно было положиться. Карвера никто в счет не брал, потому что он проходил доверенным лицом по умолчанию несмотря на всю скверность юношеского характера.
В общем, Хоук надеялась, что список расширится. Они с Фенрисом расходились во мнениях по нескольким принципиально важным вопросам – начиная с того, что Мариан была магом, разгуливающим на свободе и разумно агитирующим за права тех, кто сидел в Казематах, - но в остальном у них получалось неплохое общение. А еще они ненавидели работорговцев. И магию крови. Отличное начало!

Мариан так глубоко ушла в себя, что не сразу среагировала на слова Фенриса.

- М? А, да не за что же, - она улыбнулась. – За такое не благодарят. 

Что-то тревожное было в этом «что бы я делал и куда бежал». Ей было знакомо это чувство… нет, не отчаяния, но безысходности, безнадеги: такое она переживала, покидая Лотеринг. Сейчас эти воспоминания были бесконечно далеки, но Хоук все равно могла посочувствовать.

- Я решительно поддержу этот тост! Но с небольшими поправками, - Мариан азартно подхватила кубок. – За всех нас – безумных приключенцев, защитников свободы и потрясающих актеров! То, что мы разыграли в той пещере, заслуживает аплодисментов!
Хоук хехекнула, прежде чем попробовать вино. Оно было не таким горьким как пойло, которое разливал Корф, и оставляло на языке фруктовое послевкусие.

- Я человек простой, в дорогих винах не разбираюсь, - без обиняков заявила Мариан. – Могу только сказать, что оно сладенькое! Это забавно.

Можно было не закусывать, но Хоук верно следовала заповедям распития алкогольных напитков. Заповедь первая – не надираться в одиночестве. Заповедь вторая – всегда закусывать. До заповеди третьей она решила не доходить: подхватив с тарелки целую мясную розочку, Мариан закинула ее в рот. Вот она, жизнь богачей!

- Честно - нет, никогда. Я не люблю думать об этом, как о вмешательстве. Скорее, как об удачных совпадениях. Можешь называть это везением, - возвращаясь к вопросу, Хоук с удобством откинулась в кресле. – Ведь все, кого я встречаю, меняют и мою жизнь тоже. Я не привыкла быть одна – там, откуда я родом, все соседи знают друг друга в лицо и помогут в случае чего, а Киркволл… Ну, первое время мне тут было тяжело, - она улыбнулась, пожав плечами. - Так что это я должна радоваться тому, что такие случайные совпадения сталкивают меня с разными людьми. И гномами. И эльфами. И вообще.

Мариан сделала еще один глоток.

- Что ты думаешь о Киркволле, кстати? Мне говорили, что давным-давно он входил в состав Тевинтера, но я не могу сравнивать, - Хоук села в кресле, подложив под себя ногу – в силу природной энергичности у нее определенно имелись проблемы с тем, чтобы сидеть спокойно. – Да и Верхний город еще… Соседи у тебя своеобразные. У здешних жителей все время такой вид, как будто они вляпались в нажье дерьмо, - Мариан широко хмыкнула. – Рожи протокольные.

- Особенная? Э, не. Мне просто везет, как утопленнику, - Хоук посмеялась. – Ну ты сам подумай: из всех вольных наемников в Киркволле именно я вышла на Ансо. И ты не спеши так с благодарностями, ну, - Мариан наставительно воздела палец вверх. – С тех пор, как ты к нам присоединился, твоя жизнь не стала безопаснее. Скорее, опаснее. Пауки-переростки, темные пещеры, сомнительные авантюры, убийственные попойки в «Висельнике» каждый четверг… И это только начало!

Хоук видела, что Фенрис загрустил – и пыталась подбодрить его единственным известным ей способом. То есть, шуточками. Мариан думала, что у нее хорошее чувство юмора, но индюк тоже думал, пока не попал в похлебку с брюквой. Впрочем, за все то время, что Хоук острила, Фенрис еще ни разу не высказал раздражения – тот же Карвер чаще бесился, когда она начинала сомнительно шутить.

Наверное, ей просто хотелось, чтобы Фенрис чувствовал себя частью их безумной братии. Да, в силу понятных причин у него были разногласия с Андерсом и Мерриль, но при этом он довольно-таки неплохо ладил с Варриком и Изабелой. Впрочем, с этими двумя сложно не поладить. Иногда Хоук удивлялась тому, как ей удалось объединить всех этих людей, эльфов и одного гнома в сборную солянку, но ей нравился конечный результат.

На словах про вино и невинных дев Мариан медленно отняла бокал от губ. Посмотрела на него, скосив взгляд. Вид у нее при этом был такой, как будто в руках она держала змею.
- Ты знаешь, я, наверное, не хочу это пить, - заявила Хоук, оставляя бокал на столе. – То есть, конечно, крови там может и нет, но никогда нельзя быть уверенным. Это же магистры. Такое ощущение, что они все какие-то больные ублюдки.

Хоук выдержала драматичную паузу. А потом – гоготнула от души, вновь подхватывая бокал.

- Шучу! Не пропадать же добру! Да и невинных дев в Тевинтере наверняка не осталось, - Мариан сделала щедрый глоток. – Нынче они во всем мире товар редкий.

Она слушала Фенриса молча, не перебивая и лишь изредка прикладываясь к вину: ей было далеко до тотального опьянения, но в голове приятно шумело – самое то для задушевных бесед. Наверное, поэтому она чуть не пропустила момент, когда Фенрис спросил ее о семье.

- Продала ли бы я себя в рабство ради семьи? Да без базара. По сути, я же так и сделала – мне и Карверу год пришлось вкалывать на Миирана забесплатно, чтобы провести маму в Киркволл, - Хоук невесело усмехнулась, почесав в затылке. – Нет, я понимаю, что это не одно и то же, но… да. Если бы моя жертва нужна была для того, что спасти семью, то я бы сделала это без раздумий.

И, тем не менее, Хоук, которая ради матери и ее спокойствия из кожи вон лезла, все еще казалось, что она делает недостаточно.
Как-то раз кто-то ее спросил – Варрик это был, кажется – о том, на кой хер ей вообще сдалась эта рискованная экспедиция. Что она, с дуба рухнула что ли, чтобы спускаться под землю? Вон, оттуда даже гномы некоторые бегут, а она, наоборот, лезет, совсем поехавшая. Мариан соглашалась с последним утверждением (в конце концов, мало кто мог с уверенностью сказать, что Хоук – на все сто процентов адекватный человек), но навстречу приключениям она рвалась вовсе не потому, что у нее жопа горела. Причина была проста: если она разбогатеет в ходе этой экспедиции, то маме и Карверу больше никогда не придется переживать о том, каким будет завтрашний день – они будут сыты, богаты, великолепно одеты, и дядюшка Гамлен не сможет попрекать их жильем, потому что Мариан купит им самое больше поместье в Верхнем городе – ну, то, которое Амеллов.

- Не знаю, говорил ли тебе об этом Карвер, но у него была сестра-близнец. Наша маленькая сестренка, Бетани. Маг, как и я. Она погибла, защищая маму, когда мы бежали из Ферелдена, - Хоук покачала головой, тоскливо улыбнувшись. – Первое время я корила себя за то, что недоглядела. Думала, что, наверное, было бы лучше, если бы тот огр схватил меня, а не ее. Даже мама меня винила. Но потом прошло время и… - «и я себя простила», хотела сказать Мариан, но не сказала ничего, потому что это было бы неправдой: покачивая бокал, который она теперь держала в обеих ладонях, Хоук вздохнула – и с ее лица тут же исчез любой намек на грусть. - Бет была такой доброй, такой славной – и она точно не хотела бы, чтобы я уничижала себя. Она хотела бы, чтобы я сделала все возможное, чтобы обеспечить маме и Карверу безбедное будущее – что я, собственно, и делаю. Пытаюсь делать.

Раньше, когда она думала о Бет, ее всякий раз одолевала тоска, которую Мариан умело прятала от окружающих: в конце концов, она никогда не считала головорезов Миирана друзьями, чтобы изливать им душу, а у Авелин и без того было много забот – к тому же, она потеряла мужа в том злосчастном побеге, так что у нее были свои поводы для грусти. Хоук не умела распускать нюни (этот навык крепился за Карвером): она справлялась со своим горем самостоятельно и полагала работу спасением от меланхолии. А работы в то время у нее было ого-го как много: Мииран отрывался как скотина, сгружая на Хоук все заказы, а она была и рада – лишь бы без дела не сидеть.

- Но не будем о грустном. Давай-ка лучше выпьем, у меня как раз есть идея для тоста, - предложила Хоук, торжественно поднимая бокал. – За семью и друзей! Чтобы нас всегда окружали люди, которые нам дороги, и нам не приходилось испытывать орлейский стыд за то, что они вытворяют! Вот за Карвера мне все еще иногда стыдно, мать моя Андрасте, - хохотнув, добавила Мариан, а потом протянула руку, чтобы чокнуться бокалами.

Очень кстати она вспомнила, о чем еще хотела спросить Фенриса. Вид при этом у Хоук сделался хитрый, как у лисы, которая задумала коварство. Она весело сощурила глаза, пристально глядя на Фенриса. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего.

- Фенрис, ты любишь сплетничать? – без обиняков спросила Мариан. – Впрочем, это неважно, я же все равно спрошу. Вот скажи мне: что ты думаешь о наших спутниках? У тебя уже должно было сложиться какое-то мнение о каждом из них. Если что, я никому ничего не скажу, - на этих словах она вычертила мизинцем крестик поверх своего сердца. – Даю слово Хоук!

- Карвер – славный малый, - осушив бокал, вступилась за брата Хоук. – Конечно, временами от его нытья и у меня уши вянут, но зато он храбрый и верный. Он просто… - Мариан замялась, подбирая нужные слова. – С детства такой. Ему всегда казалось, что он не на своем месте. А все из-за того, что папа проводил больше времени со мной и Бетани, чем с ним. Карвера это обижало.

Каждый раз, когда Хоук хотелось пристукнуть братца за то, что он позволяет себе распускать нюни или обижать ее спутников, она вспоминала те редкие, но яркие и запоминающиеся моменты, когда он демонстрировал себя в самом лучшем свете. Помнится, после штурма поместья Данариуса Фенрис хотел было наехать на нее из-за того, что она магичит, но Карвер тогда за нее вступился – выдал такое быдловато-деревенское «у тебя проблемы с моей сестрой?», все такое. Такая забота грела. Тогда Мариан даже не стала подшучивать над ним, хотя ей хотелось.
Но не стоило грустить, в этом Фенрис был прав. Впереди Хоук ждало время потрясающих открытий. Еще в Лотеринге она поняла, что нет ничего интереснее сплетен: Мариан могла сколько угодно отрицать наличие у нее постыдных бабьих наклонностей, но пообсуждать своих товарищей она считала святым делом. Ну, с учетом того, что эти самые товарищи совершенно не стеснялись обсуждать саму Хоук в присутствии Хоук.

- Подштанники Андрасте, ну ты только Варрику об этом не говори, иначе он зазнается! – расхохоталась Хоук, подливая им вина. – Изабела вон так вообще предлагала его в Совершенные записать. Если это случится, Варрику придется удалиться в Орзаммар за титулом, и мы останемся без нашего верного гнома. Такой утраты я не переживу.
А еще случилось невероятное. Фенрис засмеялся. Ну, то есть, он и раньше скромно похехекивал в кулак, но вот сейчас это было что-то новенькое!
Придуриваясь, Мариан театрально приложила ладонь ко лбу и откинулась в кресле. При этом она чуть не вылила содержимое своего бокала на пол, поэтому ей пришлось быстро исправиться: не сдержав смешка, она вновь села прямо, взяла с тарелки колбасный рулетик и от души им закусила.

- Авелин – это моральный ориентир, удерживающий нас от падения в пучину преступного греха, - прожевав закуску, драматично заявила Мариан, ударяя себя кулаком в грудь. – Подумать только, сколько у нее было возможностей упечь нас за решетку! Но она до сих пор ни одной не воспользовалась. Может, Авелин все-таки нас любит? Так, по-своему, раскидываясь при этом фразочками в духе «Создатель, почему я все еще таскаюсь с этой шайкой голодранцев?».
Хоук рассмеялась. Авелин была человеком, за которого несомненно стоило выпить – и Мариан выпила.

- Так-так-так, кто там у нас дальше… Учитывая, что я уже знаю, как ты относишься к моему брату, а Варрика мы единогласно нарекли всеобщим любимцем, то что ты думаешь об Изабеле? Она так на тебя смотрит. Помнишь, как она сказала, что у тебя «милые глаза»? - Мариан выразительно поиграла бровями, подражая говору Изабелы. Для человека, не имеющего актерского образования, у Хоук получалось очень даже неплохо – ровно до тех пор, пока она не хрюкнула от смеха. – Ставлю золотой на то, что Варрик тихой сапой уже пишет про вас фривольную байку!