Эта идея пришла к нему в голову во время его насыщенного диалога с Инквизитором.  Эта Тревельян раздражала его своим показным высокомерием, уверенностью в собственной исключительности и великолепности, видением себя этакой мученицей с короной на голове. Сэру Вильгельму показалось, что девчонка уже давно считает себя не столько Вестницей Андрасте, сколько новой Ею. «Если не новой невестой Создателя, то уж любовницей точно,» - такое отношение не давало ему покоя. Искренне хотелось наступить ей на больную мозоль, пошутить про две руки, сжечь какого-нибудь дурака из Инквизиции. Словом, большим воображаемым мечом сбить воображаемую корону с симпатичной головы.
При этом, свербило желание разозлить её, но не обидеть, и ничего, кроме тривиальной, животной симпатии в этом ограничении не было. Поэтому, ведомый такой неуклюжей мотивацией, пропущенной через призму чувства долга, которое вело его последние годы почти единолично, Хоффман принял решение, отвечавшее всем его целям.
Лейтенантам было приказано организовать прочёсывание леса. В лагере оставались только те, кто был действительно нужен, чтобы сторожить магов Круга, те, кто отдыхал между нарядами, и те, кто бдил за Брешью. На тренировки теперь тратилось всего по часу утром и столько же вечером. От измененного режима лагеря храмовников, рыцарь-капитан весь прошлый день ходил довольный, но к вечеру стал жалеть, что не может отправиться в лес со своими братьями. Однако, в кои-то веки Бресилиан перестал вызывать у него тошноту своим унылым пейзажем, потому что где-то внутри поселилась злая, полная сарказма надежда. Она отравляла его, словно порция наркотика, разливаясь по его душе. Мозг пытался убедить, что шанс найти в лесу какого-нибудь самого завалящего отступника настолько мал, что лучше себя не обнадёживать. «Но как хочется…»
Даже спать сэр Вильгельм ложился в благостном расположении духа. Не то, чтобы он перестал ненавидеть этот лес, Инквизицию, отступников и прочих, однако, желание выйти из палатки и начать рубить всех, кто попадётся под руку, пропало. В своих тревожных, жутких снах о демонах и предательствах, он всё-таки утонул, словно после попытки прогуляться по тонкой поверхности Каленхада в начале апреля.
Сон мужчины был прерван почти грубо. Его попытался вытолкать оттуда лязг чьей-то брони, настойчиво приближающийся, а затем несмелое, но уверенное потряхивание за плечо, сложенное со скрипом металла о металл. Если кто-то и рассказывал байки о том, что храмовники даже спят в своих латах, то Хоффман эти байки настойчиво подтверждал, даже и не думая оставаться без брони рядом с Брешью и будучи окружённым таким количеством магов, значительная часть которых отказалась от Круга.
- Капитан, сэр, - раздался над ухом шёпот и мужчина чуть не ударил по его источнику бронированной рукавицей. Голос оказался знакомым и сквозь сон изумрудные глаза различили лицо доверенного лейтенанта.
- Бороду Маферата тебе в задницу, что случилось?
- Поймали отступника!
Несколько секунд потребовалось мужчине на то, чтобы осознать происходящее, вспомнить отданные позавчера приказы и понять, что в лагерь Ордена пришло почти невозможное везение. По-военному быстро приходя в себя, рыцарь-капитан вспоминал, что жертву не велено вести сразу в лагерь, сначала требовалось доложить ему, чтобы успеть подготовиться к встрече. Ещё находясь в палатке Инквизитора, сэр Вильгельм предположил, что Тревельян не отдаст ему даже самого отчаянного малефикара просто так.
- Буди лагерь, - приказал Хоффман. – завтра пропустят утреннюю тренировку. И приведи кого-нибудь из Старших Чародеев.
В промозглой сырости Бресилиана умываться холодной водой из умывальника, не снимая латной перчатки – то ещё удовольствие. «Но как бодрит!» - зло подумал храмовник, отчаянно царапая свою морду ледяным металлом. В этом надругательстве над собой было какое-то извращённое удовольствие, такое пробуждение поддерживало пылающее пламя злобы в душе сэра Вильгельма. Только после этого, схватив стоявший рядом огромный меч, мужчина вышел в темноту леса. Его злой взгляд уверенно смотрел на лагерь, а лысина не пыталась спрятаться от дождя. Этой ночью, своим решением мужчина бросал вызов отвратительной погоде: «И тебе, Инквизитор!»
Храмовники спешно выбирались из своих палаток и занимали указанные рыцарем-капитаном места. Лагерь наполнился лязгом доспехов и гулом голосов, не обращающих внимания на то, что значительная часть их союзников ещё спит. «Было бы на кого обращать внимание,» - усмехнулся сэр Вильгельм, мысля так же, как и его воины. Магов мало кто из рыцарей считал за людей, а Инквизиция не пользовалась в рядах Ордена особенной популярностью.
К тому моменту, когда избитую тушку пойманного отступника ввели на территорию лагеря, храмовники уже выстроились в металлический коридор, который завершался вооружённым огромным мечом капитаном. Рядом с ним стояла уставшая, не выспавшаяся женщина в мантии кинлохского Круга – Старший Чародей. В её взгляде читались смирение, жалость и некоторая обречённость, что резко контрастировало с высившимся над ней храмовником. Зелёные глаза Хоффмана буквально светились жестокой гордостью с оттенком злорадства.
Гордость вызывали его подчинённые. Их было почти два десятка вокруг одного отступника, избитого, согнутого в три погибели отступника, но они были напряжены и готовы к бою. Никто не трепался и не переглядывался. Храмовники следили за каждым движением пойманного мага, вглядывались в заплывшие свежими фингалами глаза. Сэр Вилфред удерживал руки отступника заломанными за спиной, обломки посоха неся в свободной руке.
«Тоже мне, посох,» - брезгливо оценил опытным взглядом рыцарь-капитан. – «Коряга какая-то». Ему было с чем сравнить, он немало повидал на своём веку этих мантий, посохов, амулетов. Ненавидел их все, но некоторые ненавидел меньше, чем другие. Так вот, к его ненависти в адрес таких вот уродливых, жалких, дикарских магических орудий примешивалось нескрываемое презрение. На фоне гордости за своих рыцарей, это выглядело особенно заметно.
Шумевшие, едва ли не нарочно, храмовники, очевидно, разбудили некоторую часть лагеря. Боковым зрением всегда пребывавший настороже Хоффман заметил выбирающихся из палаток обитателей лагеря, недовольно косящихся на происходящее в части Ордена. Тише всех подошла Тревельян. Тихая, уверенная поступь. Голос, который для себя сэр Вильгельм характеризовал, как уверенно-обречённый:
— Пойманными шпионами занимаются разведчики Инквизиции.
Хоффман повернулся, встречаясь с её большими голубыми глазами. «Сейчас, кажется, раздражёнными?» - мужчина изучал её и гадал, о чём она думает, что чувствует. – «Разозлёнными? Уставшими?» Однако, его задор совсем никуда не делся: «Новое кредо Ордена: «Не можешь убить мага, выведи его из себя!»». Хотя где-то внутри уже саднила злость и на себя за то, что охота на отступника в первую очередь вызвана злорадством, а не долгом. Чему-то внутри сэра Вильгельма злорадство казалось слишком живым, жизнерадостным чувством. Неподобающим.
- Доброго утра, леди Тревельян, – высокомерно, навязчиво выпячивая своё хорошее настроение, кивнул женщине Хоффман. – Пусть занимаются, я ничего не имею против, если Вы проснулись именно, чтобы у меня это спросить.
«Что за язвительность? Ты храмовник. Рыцарь-капитан. Бешенный пёс Церкви! Ради чего вся эта ирония?» - ещё позавчера, он хотел, чтобы ситуация сложилась именно так, но сейчас уже не был уверен в том, что это была хорошая затея. Однако, вовремя затыкаться и сдерживать испорченное чувство юмора, как оказалось храмовник умел почти так же плохо, как и отступать.
- А храмовники занимаются отступниками, - он горделиво перевёл глаза на эльфа. Впрочем, теперь уже только по одному уху можно было это определить – второе было превращено в драный кусок мяса. Одна из рук, казалось, вывернулась несколько не естественно, судя по всему, была сломана. Когда окровавленный рот размыкал разбитые губы для стона, становилось видно, что нескольких зубов он тоже лишился. Ублюдочному мальчишке не повезло, он угодил в руки сэра Вилфреда, а тот никогда не был хорошим человеком, если не считать положительными чертами подлость, садизм и тщеславие. Коварный, злобный голосок на самом дне сознания, ехидно продолжил фразу храмовника, оставив горькую мысль не озвученной вслух: «Снова».
- И даже ловят их, - впрочем, это было уже явно лишнее, рыцарь-капитан тут же поник и постарался сменить собеседника. – Отличная работа, сэр Вилфред, сэр Кеймрон!
- Во славу Андрасте, сэр Вильгельм, - ответили рыцари с лёгким поклоном. Второй говорил чуть медленнее, он и прихрамывал немного позади своего коллеги. Правая часть его лат была покрыта слоем гари, руку с этой стороны мужчина прижимал к себе. Можно было бы предположить, что он ранен, но довольный оскал и здоровый цвет лица противоречили тому.