Сэр Вильгельм ненавидел весну. Впрочем, всего два месяца назад, он ненавидел зиму, и многие из немногих оставшихся у него знакомых подозревали, что месяца через полтора он возненавидит лето. Весной в Денериме было слякотно. Земля была грязной после недавно сошедшего снега, весь мусор и помои, которые жители выливали на улицу, обнажались и пробивались наружу вместо подснежников. Помои воняли кислятиной, смешиваясь с приторно сладким запахом разлагающейся падали, а где-то и горечью тлена.
Окованные сталью, тяжёлые сапоги утопали в Ферелденской грязи, мешая храмовникам в карауле патрулировать город на предмет поиска не состоящих в Круге магов. Слухи, собираемые братьями в тавернах и кабаках полнились хламом, который отдавал мерзким душком желтоватой лжи, сочиняемой глупым быдлом, чья жизненная правда сера и скучна, не достойна рассказа даже в кабаке под кружку дешевого пойла. И они сочиняли целые океаны нелепой чепухи, в которой терялись крупицы истины, имевшие возможность вывести рыцаря-капитана Хоффмана на след очередного бежавшего мага.
В начале своей службы рыцарем-капитаном, он ещё пытался проверять эти слухи, но всё оказалось впустую. Одна из его рыцарей зарубила местного дурачка, которого заподозрили в одержимости. Эрл Денерима и церковная Владычица выели Хоффману весь мозг за эту неудачу, нисколько не улучшив его настроения. Только благодаря случайности, не убили женщину, которую её соседка обвинила в одержимости демоном желания. Оказалось, что дело просто в том, что к оклеветанной женщине похаживал в гости муж болтливой доносчицы. Сэр Вильгельм перестал обращать на сплетни внимание, когда он с десятком рыцарей обыскал брошенный дом. Слухи говорили о призраках, а на поверку там просто завелись несколько кошек.
Патрули на улицах, напротив, что-то да находили. Беглых магов, прячущихся в сливных стоках и трущобах одержимых, детей-магов, которых матери отказывались сдать на поруки Круга. С некоторыми даже приходилось сражаться, но вот уже почти две недели, как кровавое развлечение проходило мимо рыцаря-капитана, доставаясь подчиненным ему братьям.
Ввиду всех этих причин, пока не выпадал его черёд месить грязь Денерима сапогами, сэр Вильгельм прятался за плотными шторами, намертво закрывающими окна. Помещение было бы похоже на склеп, если бы не свеча, горевшая на столе и дающая небольшое количество света, которого хватало ровно на то, чтобы сэр Хоффман мог читать. Впрочем, проводить время в патруле нравилось ему едва ли не больше. Уверенность в том, что выполнить свой долг хорошо мог только он сам, грызла капитана изнутри, нашёптывала, что прочие рыцари будут невнимательны, глупы, недостаточно профессиональны. Слишком на малое количество даже братьев и сестёр привык полагаться мужчина, слишком многие теперь были в его подчинении.
За тяжелые двери доставшегося рыцарю-капитану кабинета звук проникал тяжело и неохотно, но посторонний шум, не похожий на привычный лязг доспехов, звон мечей или стук их об щиты раздражал. Мешал сосредоточиться на мелких строчках, выведенных пером на пожелтевших от возраста страницах. В наследство от прежнего рыцаря-капитана Денеримского гарнизона, Хоффману досталось множество книг, среди которых были церковные катехизисы и канонники, сборники лекций прославленных воинов Ордена и немного учебников по фехтованию и ближнему бою. Они скрашивали тоску сэра Вильгельма между тренировками, молитвами и патрулями, но теперь и на них ему мешали сосредоточиться.
Шум продолжался недолго, спустя время из него выделились шаги и уверенно направились в сторону двери кабинета. На всякий случай, смущенный непонятными звуками, Хоффман притянул к себе свой огромный клинок, но не стал пока извлекать из ножен. «Храмовник всегда должен быть готов к бою,» - мысль показалась оправданием паранойи, которой грозили всем храмовникам, но сэр Вильгельм отмахнулся и дополнил. – «К бою с кем угодно».
За дверью, после короткого стука обнаружился молодой лейтенант:
- Капитан, сэр, - в глазах молодого человека читалось смущенное недопонимание происходящего. – Там какая-то… - даже здесь он умудрился замяться, но под тяжёлым взглядом своего капитана продолжил. – девочка хочет поговорить с «кем-то» по поводу убийств.
- Лейтенант, в тебя вселился демон дебилизма? – недовольно рявкнул Хоффман. – Отправь её к стражникам!
- Сэр, она настаивает, - капитан положил книгу на стол и медленно выдохнул, пытаясь успокоиться и не наорать на слишком молодого и слишком мягкотелого подчинённого.
- Яйца Маферата, лейтенант, - сэр Вильгельм поднял себя и махину своих доспехов из-за стола, продолжая угрожающе смотреть на молодого подчинённого. Тот, однако, за почти полгода, вероятно, привык, что какими бы карами не грозил ему начальник, скармливать огру или заставлять жрать драконье дерьмо не станет. В худшем случае, отправит в патруль по трущёбам или эльфинажу. – Как ты будешь убивать малефикаров, если не можешь выгнать из казармы девчонку?!
- Но она же не маг… - пожал плечами мальчишка. – Может быть, скажет что-нибудь важное?
- Что она тебе скажет?! – огрызнулся храмовник. – Что пьяный демон отобрал у неё куклу? Или что одержимый демоном желания соседский мальчишка задирал её юбку?
Однако, несмотря на недовольное ворчание, рыцарь-капитан уже проходил мимо лейтенанта в дверь, нарочито грубо оттеснив его плечом. Он искренне надеялся, что дело будет хоть чего-то стоить – ещё нескольких дней, проведённых в протирании стула, грозили нервным срывом или хотя бы отправкой психованного гонца в Кинлох. «Может быть, у командора найдётся какой-нибудь беглый маг,» - мысль о том, чтобы попробовать выбить из командира заданее повеселее, чем наблюдать за ферелденской столицей приходила в голову всё чаще и чаще, а каждый проведенный впустую день всё более ослаблял значимость единственного контраргумента: «Командор сочтёт меня нытиком и навсегда оставит сидеть в этой клоаке».
Тяжёлые, как и мысли капитана, сапоги грохотали по коридору, в то время, как шагов лейтенанта, в такой же обуви, было почти не слышно. Хоффман шагал так, словно ему нужно было не выдворить непрошенную гостью из казарм, а атаковать группу окопавшихся малефикаров – стремительно, твёрдо ступая на каменный пол. Оказывавшиеся на его пути суетливо расступались в стороны, освобождая проход своему командиру – никто не ожидал, что мужчина снизойдёт до того, чтобы их обойти. Таким образом, путь до холла, где и ожидали гости был свободен, а оттого проделан исключительно быстро.
- Значит, это вам родители не объяснили, в чём разница между храмовниками и городской стражей?
Его густые хищные брови, вторившие угрюмому тону, грозовыми тучами надвинулись на глаза, отображая недовольство рыцаря-капитана. Несмотря на то, что позади ребёнка стоял взрослый мужчина, сэр Вильгельм решил, что он всего лишь слуга сразу по нескольким причинам, в числе которых был и тот факт, что лейтенант говорил только о девушке. Кроме того, воин, а это явно был воин, уже просто потому, что он был вооружён, стоял позади юной леди и выглядел так, словно его вынудили сюда прийти.

Не раз и не два в ветерана-храмовника бросали различными заклинаниями. Испытал на себе он и огненный шар, и ледяную стрелу, и каменный кулак, и множество других. Эффект, который он испытал на себе от спокойного ответа этой девчушки был вполне сравним с чем-либо из перечисленного. Да и в её замечании про стражу было что-то родное и знакомое. Впрочем, казалось, что когда где-то объявляется больше одной организации вооруженных людей, все они сразу начинают друг с другом конфликтовать или, если цели их хотя бы сходны, то соревноваться между собой.
Храмовники не любили Серых Стражей, Орден Шевалье и городскую стражу, а теперь ещё и Инквизицию. Первые набирали всякий сброд и были бесполезны четыре века подряд, а люди, несущие свою службу по графику год через четыреста вызывали у большинства храмовников большие сомнения в собственной занятости и необходимости. Орлейские рыцари были слишком высокомерны, наглы и безнаказанны, от чего порой предавались тому, что у любого вменяемого человека вызовет отвращение. Кроме того, были случаи, когда шевалье оказывались верны какому-нибудь малефикару и создавали рыцарям Веры много проблем.
С городской стражей всё было гораздо проще. Если храмовники, Серые Стражи и даже шевалье имели в фундаменте своей службы чёткую идеологическую основу, то стражники работали за деньги и ради денег. В то время, как рыцари всех Орденов проходили жёсткую, а порой и жестокую физическую и психологическую подготовки, стражником мог стать любой желающий, если он знает, с какой стороны хвататься за меч. Большая часть стражников приходила на службу получать деньги, а тот факт, что нужно ещё и защищать граждан становился для них досадной неприятностью. Таким образом, к ним относились, как к чему-то, сродни грязи под ногами, больше мешающей, чем приносящей пользу.
Впрочем, если бы девчонка озвучила эту мысль истеричным воплем, Хоффман бы, наверняка, только брезгливо поморщился, она же осталась спокойна. Возможно, именно это и заставило мужчину не только услышать, но и задуматься над остальными сказанными словами. Которые и сами по себе имели цену. «Две дюжины меньше, чем за месяц,» - повторил он мысленно уже сам для себя. – «По ощущениям, много. А на деле?». Ко всему прочему он попытался перебрать в голове слухи, приносимые его людьми.
Волна самоубийств могла быть вполне оправданной. Война отгремела меньше года назад, всё ещё находятся дураки, смеющие торговать красным лириумом, кругом правит разруха и смятение. Самоубийства участились, как и при любом кризисе – это рыцарь-капитан знал абсолютно точно. «Но не на столько?» - непривычное сомнение впилось в агрессивный разум злобным червём. Ему нужно было подумать над этой информацией, сэр Вильгельм больше не хотел охотиться на кошек.
- Храмовники занимаются магами, малефикарами и призванной ими нечистью, юная леди, - тон его стал не в пример спокойнее, чем когда он только начинал диалог, ввиду задумчивости мужчины над словами этой малолетней власть имущей. – И, если Вы довели «своего человека» до самоубийства, то не стоит сваливать вину на выдуманных малефикаров.
Такое тоже бывало. Сплошь, поперёк и рядом. В попытках оправдать свои собственные проступки, люди выдумывали демонов и отступников, способностей которых не понимали, которым додумывали абстрактную злобу и жестокость, чтобы хоть как-то снять с себя вину в собственных глазах. И всё-таки слова девчонки заставили Хоффмана задуматься: «Может быть, она что-то и придумывала, но для малефикара заставить человека покончить с собой дело далёкое от невозможного».
Гоняя внутри себя подозрительную мысль о самоубийствах, сэр Вильгельм почти не обратил внимания на то, что сэр Харрен оказался знаком с телохранителем этой девчонки. Всё, чем мужчина отметил своё участие в их диалоге, был неодобрительный взгляд на храмовника. Конечно, он знал, что многие братья общаются и с людьми вне Ордена и не делал из этого трагедии, но на всякий случай показал подчинённому, что лучше ему не вмешиваться. Прежние заслуги этого «Медведя» ничего не значили и не могли значить.
Но где-то внутри проснулась совершенно другая мысль, весьма низменная. Харрен сейчас не в карауле и он, по знакомству, вполне мог отправиться с ними. Конечно, велика была вероятность, что весь этот детский лепет был порожней до смысла чепухой, что людям просто осточертело жить в этом долбанном мире, в котором ты не знаешь, что будет завтра, и даже, если на тебе пол центнера брони, даже, если ты машешь мечом в человеческий рост, ты не знаешь, будет ли у тебя это завтра. Кругом то Мор с Архидемоном, то венатори с Кориефеем, то одержимый Лорд-Искатель с красным лириумом, то восставшие маги, сплошь и рядом едущие крышей. Сэра Вильгельма удерживали гнев и долг. «Но у некоторых нет ни брони, ни меча, ни гнева, ни отваги, чтобы выполнять свой долг. Да и долга то, может быть, нет,» - презрительная мысль не проявилась на лице.
Поэтому, не став тратить время на сомнения, сэр Вильгельм уже принял решение, хотя ещё и не торопился его озвучивать. Он давно отвык сомневаться, предпочитая действовать и выбирать мечом, а не словами. Суровый взгляд зелёных глаз снова впился в Харрена, заставив того выпрямить спину, втянуть живот и набрать воздуха в грудь. «Лучше сожалеть о сделанном, чем о несделанном,» - закончил собственную мысль Хоффман, вспомнив о том, что даже в случае провала, никто из них не посмеет смеяться над ним.

«Люди…» - если бы сэр Вильгельм считал нужным проявлять эмоции, наверняка, он бы к этой своей мысли ещё и презрительно сморщился. За годы своей службы, особенно за последние несколько, он успел разочароваться в человеческом роде. Впрочем, в эльфийском и гномьем тоже. В магах, в Церкви, даже в храмовниках. Впрочем, в Ордене многие успели разочароваться, с той лишь разницей, что Хоффман остался верен. Может быть, потому что не умел ничего иного и был слишком старой собакой, чтобы учиться новым трюкам, а может быть, потому что именно здесь мужчина мог отомстить.
Оставив в стороне приступ меланхолии, рыцарь-капитан вновь задумался над словами девчушки. Она явно была убеждена, что облагодетельствовала этого Сколда. «Так ли это?» - сэр Вильгельм, в силу своего опыта, понимал, что благие намерения часто ведут к дурным последствиям. Однако, если положиться на слова девчонки, поводов для самоубийства, как минимум у этого человека не было. Да и остальные две дюжины начинали казаться чем-то большим, чем весеннее обострение.
«Это может быть малефикар,» - шепнул голос в лысой голове Хоффмана. В этом голосе, очевидно, не было и тени страха. Он улыбался окровавленными губами, скалился клыкастой пастью и сердце храмовника стукнуло не в такт, чуть быстрее, чем обычно. Не было никакой одержимости, просто подавленная фантазия опытного книгочея так визуализировала в голове рыцаря охотничий азарт.
— Сэр, люди склонны преувеличивать, но, возможно, леди права, и стоит проверить этот район? Я сделаю это в личное время, сэр, - если бы злым взглядом можно было хотя бы поцарапать, то сэр Харрен яростью во взгляде своего подчинённого легко бы освежевал. Однако, мужчина был храмовником, а не магом, поэтому ничего страшного с рыцарем не произошло: «Пока».
- Отставить, сэр Харрен, - грубо рявкнул рыцарь-капитан, не оставляя шансов на возражения. – Приведите в порядок свой доспех и помолитесь перед следующим караулом. А этим делом я займусь сам.
Тяжёлый взгляд ещё какое-то время обжигал подчинённого и только затем, медленно, передвинулся на девчонку. Храмовник возвышался над хрупкой, по сравнению с ним, особенно закованным в массивную броню Ордена, девушкой. Где-то внутри что-то пошевелилось, непонятное и чуждое. Мысль, казавшаяся непрошеной гостьей, никем неузнанная и забредшая в какие-то чужие ей края, блеснула тонким лезвием кинжала: «Она годится мне в дочери». Храмовник вышвырнул её вон привычным усилием воли и, может быть, тише, чем стоило, но достаточно громко, для того, чтобы его слышали все окружающие, пробубнил:
- Ведите к своему висельнику, - собираться ему было не нужно, рыцарь-капитан всегда находился в состоянии готовности к сражению. Тем более, меч был за плечами, доспех родными, холодными объятиями укрывал тело. Шлема рыцарь-капитан не носил – ему, как командиру, требовался хороший обзор даже в самой гуще сражения, и жертвовать им ради той толики защиты, которую мог этот элемент брони мужчина не собирался.

Непривычная тишина на улице обрушилась на храмовника, словно приветственные объятия не в меру эмоционального знакомца, излишне фамильярного и назойливого. Мальчишка, сидящий посреди пустынной улицы, даже вызвал у мужчины непроизвольный укол чего-то, похожего на инстинкт цепного пса, видящего, как кто-то подходит к вверенной ему территории. Однако, легкомысленный диалог, начатый юнцом с девчонкой, что привела сюда сэра Вильгельма, успокоил храмовника и остановил руку, потянувшуюся было к мечу.
«Кстати, я до сих пор не знаю её имени,» - эта неожиданная мысль вызвала не столько стыд, сколько раздражение тем, что забыл начать общение со знакомства. Мужчина не оправдывал себя тем, что вообще-то собирался, поначалу, вышвырнуть девчонку вон из обители храмовников – Хоффман вообще не собирался себя оправдывать. Ему было искренне безразлично, что она думает о его вежливости и воспитании – храмовников делали эффективными вовсе не обходительные манеры, но сейчас было неудобно думать, воспринимая эту временную спутницу только, как безымянную «девчонку». «В Тень её! Будет время, заставлю её назвать своё имя,» - решил храмовник, сосредотачиваясь на объяснениях барышни.
Кучность самоубийств действительно заставляла задумываться о том, что здесь не обошлось без постороннего вмешательства или злого умысла. Однако, вызывала вопрос цель происходящего, если все эти смерти («Всё-таки как-то странно называть их убийствами,» - размышлял рыцарь-капитан) – дело рук малефикара. «Просто позлить храмовников?» - версия казалась довольно абсурдной, если учесть, какому риску подвергал себя отступник ради бессмысленного хулиганства. – «Да и слишком много трупов, для того, что можно было счесть щалостью».
«Сделка с демоном?» - латная перчатка сэра Вильгельм поскоблила его блестящую лысину. – «Тогда почему так близко к казармам Ордена? В надежде, что орёл не охотится возле гнезда?» - подобное предположение вызвало злую усмешку. – «Ещё как охотится. Я тебе докажу, тварь». Однако, нельзя было списывать со счетов и ещё одну версию, которая не могла не прийти в его повидавшую виды голову. Вспомнив, карту района, в котором находился, сэр Вильгельм обратился к девчушке:
- Нужно зайти в таверну, - голос его, с грубого и раздражённого, стал угрожающе-задумчивым. В этих разрозненных самоубийствах ему пока не хватало информации, а лучшим местом, где знали всё и про всех было как раз питейное заведение. – А по дороге, вы расскажете мне, как Вы связаны с остальными самоубийцами и что о них знаете.
Нельзя было исключать, что малефикар сознательно уничтожал людей, связанных с этой девчонкой. Всё-таки, ничто не мешало магу, уже возжелавшему легко получить силу и могущество, связаться с силой вполне человеческой: шайкой разбойников, нечистым на руку купцом или аристократу «с душком». Обычно такие разборки не интересовали Орден, но ровно до тех пор, пока в деле не были замешаны отступники. Если это так, то Хоффман собирался вырезать всех ублюдков, запятнавших себя магией крови: «Не в первой».
Не став откладывать приведение в жизнь собственного решения, мужчина махнул рукой в направлении таверны и отправился в нужную сторону, ожидая рассказа своей юной спутницы. Он, может быть, и задумался над тем, какую странную группу они собой представляли: двое взрослых мужчин, один из которых явно был наёмником, а другой служил Церкви, в компании девчонки, которая наверняка не пережила ещё и двадцатую зиму. Однако, рыцарю-капитану было не до того. Гробовая тишина на улице несколько смущала его и казалась чем-то противоестественным, аргументированно убеждая в том, что эти самоубийства произошли не просто так. «Не поздно ещё,» - задумался Хоффман. – «Пусть лавки уже закрыты, но часть людей должна остаться на улицах. Общаться, гулять, идти друг к другу в гости… Или для чего там ещё простые люди бродят по улицам вечерами?» Он не знал. Всю жизнь прослуживший Ордену рыцарь-капитан не представлял, чем могут заниматься те, чей график не состоял из молитв и тренировок. Впрочем, когда-то у него была жена. «Но не все же вы художники?»

Хоффман покосился на телохранителя девчушки с некоторой толикой уважения и благодарности, хотя вслух ничего говорить не стал. «Молчащие собаки в Ферелдене – дело действительно странное,» - это было уже чем-то совсем из рук вон выходящим. – «Никакой малефикар на такое не способен». Пустынные улицы и молчащие псы вызвали в голове совсем не приятное предположение: «Демон страха?» Это было бы худшим из вариантов развития событий.
Сэр Вильгельм никогда не встречался с этим видом демонов, крайне редким и крайне опасным. В лекциях сэра Хэйворда он, конечно, читал про него, но всё, что запомнил – это тот факт, что с этой тварью лучше не встречаться. Против этой версии, однако, был серьёзный аргумент – рыцарь-капитан не страха не чувствовал. Сама мысль о встрече с таким опасным противником разжигала в нём азарт битвы, желание проверить себя в сражении с этим противником, жажду сразить и его во имя Андрасте. Отомстить тварям из Тени за своё вдовство. «Но, к сожалению, вряд ли это демон страха,» - принял решение храмовник, посмотрев на этого Пардо. Тот тоже не выглядел напуганным.
— О прочих самоубийцах мне рассказала женщина, которая живет здесь и выглядит так, словно конец света уже близок, - пророков конца времён в последнее время и правда развелось изрядно. То ли излишняя пугливость, то ли чрезмерное тщеславие, то ли ушлая сущность заставляли их вылезать из своих нор и плодиться со скоростью тараканов, как только в мире случались хоть какие-то проблемы. А «хоть какие-то проблемы» последние пятнадцать лет случались беспрерывно.
- Жаль, - мужчина не был уверен, что юная леди разделит это его мнение, но он и не старался заострить на этом внимание. – Если бы малефикар сознательно уничтожал ваших людей, это стало бы неплохой отправной точкой.
А вот к словам её телохранителя мужчина прислушался. Конечно, плевать он хотел на все трудности, с которыми встретилась эта женщина, сопереживание и сострадание были чужды храмовнику, но нужно было запомнить всё это, чтобы понять связь с остальными самоубийцами. С одной стороны, у неё, в отличии от повесившегося Сколда, были причины для того, чтобы покончить с собой. Однако, мальчишка уже вырос, начал даже приносить деньги в семью, судя по тому, что, вероятно, он работал на эту девицу. «Нет, у неё были причины покончить с собой, но лет пятнадцать назад, когда она осталась одна, без мужа с грудным ребёнком на руках,» - размышления в казавшейся дубовой голове храмовника текли своим чередом. – «Тогда она выкарабкалась. Что случилось сейчас?»
Другой очевидный факт подтолкнул рыцаря-капитана к мыслям о церкви, в которой уже отравились двое. Оставалось только уточнить некоторые детали и следующим пунктом назначения, наверняка должна была стать она. К тому же, чего не знает трактирщик, то знает сестра.
- В том же храме, где отравились двое? – его смущал тот факт, что Пардо использовал определение «храм», а девчонка говорила о «церкви». Мелкая неточность могла стоить времени, а время всегда было дорого при охоте за магами крови и иже с ними.
Таверна была не далеко, и храмовник распахнул её дверь, позволяя своим спутникам пройти. «Твоя вежливость уже давно не уместна,» - шевельнулось где-то внутри, но Хоффман не собирался тратить время на искоренение давних привычек и полученного когда-то хорошего воспитания. Однако, это позволило ребёнку первой заговорить с местным владельцем.
Кабатчик сразу же не понравился сэру Вильгельму. Маленькие сальные глазки не скрывали животной похоти, с которой он оценивал девочку, под обвислыми щеками шевельнулись желваки, толстые губы на неаккуратно и давно бритой роже скривились в фальшивую улыбочку. Первым желанием рыцаря-капитана было съездить ему по лицу кулаком, закованным в латы, но так, как спутница уже начала разговор, перебивать мужчина не стал.
Жуликоватый трактирщик увиливал от ответов и явно не хотел ничего говорить по-хорошему, как и предполагал сэр Вильгельм. Такие люди, как он редко раскрывали рот в присутствии представителей власти, будь она светской или духовной. И всё-таки, он молчал, позволяя девушке пытаться гнуть свою линию, хотя её попытка надавить на этого увальня и быть жёсткой могла вызвать разве что усмешку. Тот факт, что мужичонка в итоге решил не обращать на неё внимания и отправился наливать кому-то пиво, показался храмовнику совершенно очевидным, что отобразилось в укорительном взгляде, который Хоффман бросил на Пардо, проходя мимо воина.
Рыцарь-капитан сделал несколько уверенных шагов, лязгающих прочной сталью, схватил владельца таверны за шкирку и, не обращая внимания на вылетающую из его рук кружку, понёс его за собой в темноту лестницы. Теперь уже никто не будет сомневаться, что он выложит храмовнику всё, что тот от него потребует, даже если жирдяй вырвет себе язык. На всякий случай, Хоффман ещё и от души приложил его спиной об стену, к которой примыкала лестница. Когда мигом вспотевший от страха трактирщик, воняющий дешевым пивом и липким, живым страхом, начал дышать, храмовник решил представиться. И, если честно, он надеялся, что его спутница тоже назовёт своё имя:
- Я сэр Вильгельм Хоффман, рыцарь-капитан Ордена Храмовников.
- Боб, - пугливо промямлил толстяк. – Бобом ребята зовут.
- Не стало ли у тебя меньше посетителей, Боб? – вопрос прозвучал со злым, грубым презреньем, которое мужчина и не думал скрывать.
- Н-не знаю, - толстяк мямлил и явно не хотел продолжать разговор. – Н-не обращал в-внимания.
Пытаясь мотивировать ублюдка к сотрудничеству, Хоффман резко и болезненно снова приложил его о стену рукой, теперь плотно держащей Боба за грудки.
- Жене своей это расскажешь! – рявкнул храмовник, не к месту вспоминая о том, что он вдовец. От кого из своих подчинённых он это услышал, сэр Вильгельм не стал даже вспоминать.
- П-простите, - взвизгнул тот. – М-может и стало.
- Вокруг твоей таверны люди толпами сводят счёты с жизнью, - рыцарь-капитан почти рычал всё это в напуганные глаза своей жертвы. – И я не уйду отсюда, пока не выбью из тебя всё, что ты о них знаешь.
- Я не винова-ат, - мужичок почти плакал от страха, сальные глазёнки наполнились влагой.
- Я знаю, - грубовато успокоил его храмовник. – Но ты знал этих людей. И я хочу, чтобы ты мне всё рассказал.
- Х-хорошо, - проблеял человечек и рыцарь-капитан наконец отпустил его. - Скольда, последнего, я всегда не любил. Он пусть и тихий был, спокойный, но покупал мало и только дешёвое. А последнее время, как подменили. Приоделся, приосанился. И еду стал брать подороже, и пиво. Но пил мало. Рассказывал мне позавчера, что связался с каким-то «домом». Дела в гору пошли. В помощники себе нанял беспризорника местного,- трактирщик заткнулся, тяжело вздохнул и поднял тоскливые глаза на Хоффмана. – А сегодня он того… Ну, вы поняли.[/u][/b]
- Ещё был Акли Водонос, - продолжил трактирщик, под требовательным взглядом храмовника, едва сдерживающего свою ярость. – Глуповатый мальчишка, но большой, сильный. Совсем недавно хвастался тем, что закрутил с Уллой, дочерью пекаря. Он всегда был немного злобным, задирал тех, кто младше. Но никто не ожидал того, что он сам перережет себе горло хлебным ножом.
- Грир меня удивил больше всех, - взгляд толстяка снова стал жалостливым, плаксивым. – Я думал с такими никогда ничего не случается. Он был горшечником и всегда улыбался, смеялся, шутил. Я никогда не видел его не только грустным, даже скучающим. В отличие от Невила, местного псаря. Тот вечно ходил хмурым.
- Они ходили в церковь? – прервал и без того сбивчивую речь Хоффман, рявкнув вопрос.
- Да, с-сэр… Вильгельм, - трактирщик весь сжался. Видно было, что он очень хочет закончить весь этот разговор. – Все ходили, ну, может быть, кроме Невила. Но у него брат жил где-то в портовом районе. Наверное, он туда ходил?
- Хорошо, - кивнул рыцарь-капитан. – Продолжай.
Жирдяй больше не смел смотреть на стоявшую за плечом храмовника девчонку, как на объект сексуального вожделения. Напротив, теперь в его взгляде была обращенная к ней немая мольба о спасении от страшного и злобного мужика, пытающегося в прямом смысле выбить из него информацию. Всё это более, чем устраивало Хоффмана, особенно, пока хныкающий человечек продолжал говорить и убеждать храмовника в том, что дело с самоубийцами всё-таки настоящее, что виной тому не уличные кошки или собаки, а всё-таки некий малефикар, чья личность, местонахождение и мотивы, пока, оставались неизвестными.