Все-таки одна хорошая вещь в том, чтобы быть королём, точно была: шпионская сеть, состоящая из королевских лазутчиков, дознавателей и следопытов, простиралась и пускала вездесущие руки и глаза далеко за пределы денеримского дворца, который уже успел опостылеть молодому королю, добровольно сложившего свой меч в ножны. Алистер все ещё стоял на обломках с трудом вырванной у Мора победы, честно стараясь учиться новому, горя сердцем за каждое дело, которое должна была разрешить корона на его голове. Вместо тяжелой рукояти клинка, всегда являвшегося продолжением воинской крепкой руки, ладони Алистера теперь переживали бесконечные рукопожатия, сухость бумажных документов, просьб, жалоб, благодарностей. Последних было не так много, но Алистер и не ждал письменных почестей от напоенной кровью страны, сгорбившейся после разрушительных последствий прокатившегося Мора. Высшей наградой за проделанные усилия и долгожданную победу стало бы увидеть очередную отстроенную деревню, крестьян, наконец-то довольных богатым спелым урожаем, которым разродилась честно вспаханная земля, счастливых детей, у которых впереди будет целая жизнь. Алистер любил и влюблялся в свою страну с каждым днём все больше и истовее, погружаясь в её быт, пусть и нельзя было теперь смотреть изнутри, участвовать, как ему бы хотелось. А приходилось лишь глядеть с высоты трона с деревянными собачьими головами, кажущегося ему до дикости неудобным и неуютным.
И все-таки одну награду он, сам того не сознавая, вдруг получил и для самого себя. Алистер ничего не подозревал до последнего момента, даже не надеялся, что дикую отступницу с маленьким ребёнком отыщут по его описанию так быстро. Качнул едва головой, несдержанно воскликнув, когда верные прислужники, неизменно скрывающие свои лица в тени, донесли сведения о возможном местонахождении хасиндки, отпущенной в элувиан Айданом.
Алистер едва удержался, чтобы не сорваться по горячим следам тут же. Дядя Эамон, которого некогда бастард так и не привык называть высокопарно советником, выслушал воодушевленного идеей воспитанника с молчаливым пониманием. Тревогу в глазах эрла Алистер отчетливо сознавал, видел, и клятвенно пообещал, что будет осторожен. Что ни одна живая и не слишком доброжелательно настроенная к Ферелдену душа не прознает о том, что у короля где-то далеко есть сын, рожденный вне брака. Рожденный, чтобы спасти жизнь его другу, ставшего навечно Героем.
- Меня не будет три дня, позаботишься об этом, ладно? Я вернусь, как только смогу. Но я должен его увидеть, - уже взбираясь на коня в задворках конюшни, с увесистой сумкой, собранной наспех, король в дорожных одеждах простого путешественника, с мечом у бедра наперевес, тепло улыбнулся старцу. И пришпорив скакуна, рванул в теплую ночь, оставив после себя лишь отдаляющийся звук цокота подковы по каменной дороге.

Воодушевленный, он еще не знал, что скажет болотная ведьма, обнаружив на пороге своего укрытия бывшего боевого товарища. Сомневался, что вообще ее разыщет, и в глубине души опасался, что та, в своей привычной манере, попытается ускользнуть, исчезнуть. Это же.. Морриган. Еще лишь полтора года назад Алистер был твердо уверен, что та всегда все делала ему назло, а в ночь перед битвой за Денерим лишь еще раз убедился в этом, когда отступница дала обещание исчезнуть после их победы. Вместе с ребенком, мысль о котором так до конца и не воспринималась его незрелым сознанием. Подумать только, а ведь он, дурак, тогда сам просил ее, чтобы о дитя не было известно никому хотя бы ближайшие несколько лет его правления.

За год после их последней встречи Алистер с уверенностью мог бы сказать, что действительно изменился. Еще не настолько, чтобы светловолосого бастарда совсем было не узнать: на щетинистом лице частенько еще взыгрывали безудержные смешливость, негодование или простодушное смущение. Только в янтарных глазах, уже недетских, появился стальной отпечаток пережитой битвы и мало-помалу раскрывалась невидимая, но ощутимая сила духа, с которой Алистер взгромоздил ответственность на свои плечи. Думал, что ему не по силам целое государство - но ошибся. Думал, что никогда не будет нуждаться в том, что хотя бы глазком взглянуть на маленькое существо, рожденное от его крови - и тоже так глупо и чудовищно ошибся.

Утреннее солнце светило так тепло, прогоняя прочь поцелованные розоватым рассветом перистые облака, будто лето и не собиралось покидать суровые земли южного королевства и отдавать бразды правления дождливой осени. Будто все было, как прежде, как тогда на вспаханных и плодородных фермах Редклифа, и Алистер, проведя в пути меньше суток, невольно изумился тому, как мало в этой части страны оказалось осквернено Порождениями Тьмы. Алистер усмехнулся себе под нос, отвлекшись от напряжённых дум и развеселившись от мысли, что Морриган предпочла укрываться в тихой гавани, когда сам он почти готов был клясться на свою корону, что обнаружит её на зловещем древнем кладбище в спрятанной от взора чужаков сторожке из драконьих костей и с магическим защитным полем, заставляющих любого приблизившегося в страхе улепётывать подальше. Но ферма казалась самой обычной, отдаваясь в бастардовском сердце ностальгией по родному замку в эрлинге, с умиротворенным журчанием водопоя где-то между скал и пасущимися друффало в тени пышных зелёных крон.

Он пощадил скакуна к полудню, в спешке утолив голод куском хлеба и остывшим говяжьим бульоном, и обнаружив искомый домик, упрятанный в отдалении от фермы за густой листвой, спешился с коня, похлопав благодарно вытянутую морду жеребца.
- По крайней мере, мы ничего не потеряем, если их здесь нет, - вслух негромко заметил молодой мужчина и вздохнул, будто обращаясь к молчаливому зверю в надежде, что тот помотает мордой в несогласии. Конь, конечно же, ему не ответил, и Алистер, ощутив внезапно обрушившееся на него осознание, что он, генлоки дери, возможно сейчас увидит своего... сына, напряженно выпрямился, подтянул лямку сумки с игрушками, которые ему насоветовала скупить ушлая лавочница, и решительно подошел к деревянной двери. Заглянул по пути в мутное стекло окна, но, кажется, изнутри там было все завешано тканями, от чего у Алистера сложилось смутное подозрение, что дом заброшен. До того самого момента, пока до ушей его не донесся глухой детский плач из-за стен. Это... это он?
Не выдержав, Алистер с силой дернул ручку двери, на удивление поддавшейся ему, и как только дверь распахнулась, то явила на пороге его высокую фигуру из-за залитых за спиной солнечных лучей.

Незнакомая обитель, затаив в своих стенах неизвестность, встретила Алистера, медведем ввалившегося на чужой порог, детским плачем. Солнце непрошеным гостем разлилось на скрипучие древесные половицы, и стоило новоиспеченному королю с чертыханием себе под нос наконец выдернуть зацепившиеся за косяк полы дорожной мантии и поднять глаза, как в тени перед ним предстала... самая настоящая ведьма.
Алистер всего на доли секунд остолбенел, с высоты своего роста ошеломлённо глядя на отступницу: он даже не сразу узнал ее, настолько облик Морриган разнился с тем, что молодой Страж привык когда-то видеть. Растрепанная, свирепой волчицей подобравшаяся - судя по сверкнувшим недобро янтарным глазам, дочь Флемет была готова если не наслать на воина самую неприятную и вредную порчу, то точно огреть своим посохом по светлой голове. Никаких тебе сверкающих кричащих украшений, вызывающего одеяния и темно-алых губ. Никакой самоуверенной осанки и надменного выражения лица - перед ним стояла будто обыкновенная, замученная бытом женщина в простецкой робе, разве что магический посох, переливающийся волшебными всполохами на конце, говорил о том, что это вовсе не простая крестьянка. К тому же, на одно безумное мгновенье волшебница даже показалась Алистеру помолодевшей реинкарнацией - о, ужас! - своей почившей старухи-матушки, но, вопреки всем ожиданиям испытать удовольствие от подобной картины, юноша с самым искренним облегчением только вздохнул.
Рассвирепевшая Морриган и беспрерывно ревущий младенец - все это было лучше, чем то, что смутное беспокойство мгновеньями ранее, пока он стоял за дверью, заронило ему в душу. Лучше, чем чье-то осиротевшее дитя, надрывающееся плачем от голода в пустом доме. Алистер прекрасно знал, что Морриган ищут, преследуют, загоняют в угол, словно дичь на охоте - и на пороге она могла ожидать кого угодно, но только не того, кто вовсе не пришел по ее душу. Но и напуганной ланью хасиндка вовсе не выглядела, что наглядно сейчас демонстрировала.

Ладно, всего этого следовало ожидать. Ко всему этому Алистер был почти готов. Почти... Наверное, следовало порадоваться, что его не откинуло волной заклинания, заставив пролететь добрые несколько метров по каменным ступеням вниз. Напряженно всматриваясь в завешанное темными прядями лицо Морриган, светловолосый Страж так и застыл, не решаясь сделать еще один шаг к ней навстречу, и примирительно, будто успокаивая дикого зверя, поднял одну ладонь.
- Создатель!.. Тише, это же я. Хотя я тоже очень рад тебя видеть, Морриган, - не без иронии наконец буркнул Алистер, однако в лице его не было ни тени издевки или насмешки. С деланной невозмутимостью подтянув увесистую сумку на плече, юноша, правда, все равно с опаской покосился на посох, - Ты... ээ, выглядишь ещё более дикой, чем обычно. Сменила прическу?
Не стоило ожидать, что Морриган оценит неловкую шутку и улыбнется в ответ - несмотря на внешнее преображение, вряд ли даже наличие ребенка изменило крутой нрав дикой хасиндки. Но и сам Алистер даже под ее колючим взглядом совсем не чувствовал себя хоть в чем-то виноватым, пусть ведьма сразу же напомнила ему о том, что его здесь быть не должно.

Непрерывный и почти по-воински мощный плач из люльки нисколько не раздражал Алистера, но точно не собирался давать ему возможность обдумать свой ответ. Да и вообще здорово отвлекал его - попробуй разберись тут с Морриган, когда едва можешь расслышать, что она там говорит, сверкая гневно очами.
- Я хорошо помню, что я говорил и делал в ту ночь, - терпеливость, с которой Алистер это произнёс, быстро стушевалась под неловким смущением при упоминании о ритуале. (Создатель, а ведь больше года уже прошло... Может хватит?) Слегка порозовев и прочистив горло, юноша нахмурился и поспешно добавил, - В смысле, я не обещал тебе, что не стану вас искать. Но, как и ты, я был уверен, что мне не придётся этого делать. Айдан сказал мне, что отпустил тебя в элувиан, а слухи и так доносили, что тебя видели в разных уголках по всей стране. Я не знаю, что ты задумала, но это небезопасно. А еще... я помню, что ты обещала, что ни о тебе, ни о ребёнке я ничего не услышу. Ну... - Алистер пожал плечами и наконец-то свалил сумку с пожитками на пол, отчего в воздух поднялась туча заискрившейся в лучах пыли, - Выходит, моя нарушенная клятва - в обмен на твою?
Упрямое выражение мигом проступило на простоватом щетинистом лице, всем видом давая понять, что Алистер ни за что не отступится. Да, он сам просил её не говорить никому о происхождении ребёнка. Да, он сам был вроде очень рад тогда, услышав, что отступница исчезнет из его жизни и та ночь останется только между ними - за исключением Айдана, которому ритуал спас жизнь в последней битве. Но ребёнок... Откуда ему было знать, что спустя год это совершенно все изменит для него?

Наверное, его ответ вряд ли удовлетворил Морриган и вполне вероятно, что сейчас между королем и беглянкой готов был зародиться очередной спор, грозивший завершиться фатальной ссорой, но, помятуя о раннем годовалом опыте, Алистер не спешил отвечать отступнице. Он, пропустив мимо глаз и ушей пепелящий взгляд и ледяной тон колдуньи, скользнул любопытным взглядом по обжитому и довольно уютному окружению: по люльке с предположительно истошно голосившим маленьким существом, в котором ошеломленное мужское сознание еще не успело признать собственного сына, по смятой постели, горам немытой посуды и, наконец, вновь уставился на Морриган, которая уже не казалась такой непривычно жуткой и вполне себе сочеталась со всей этой домашней обстановкой.
Едва ли Алистер, только миновав двадцать первое лето своей жизни, вообще сознавал, какие тяжбы и лишения могла испытать Морриган, выносившая его (с ума сойти! Его собственное!) дитя, да ещё и умудрившаяся так мастерски уходить все это время от преследования и от его вездесущих шпионов, которые король, ещё толком не разобравшись во всей этой системе, посылал во все уголки Ферелдена. После победы над Архидемоном королевство ликовало, и внезапное исчезновение таинственной спутницы двух Стражей было замечено немногими из их разношерстной компании. И все же... это была Морриган. Та самая, с которой у светловолосого Стража никогда не получалось завершить разговор без взаимных колкостей, да и кто другой сейчас одаривал бы его таким колючим взглядом, будто Алистер каким-то образом взял и испортил ей всю жизнь? Каким-то образом, совершенно не связанным с рождением ребенка с душой древнего бога, конечно.

- Морриган... Генлоки дери, я мчал сюда две ночи окольными дорогами и истратил все припасы. Даже твоя самая жуткая порча не заставит меня сейчас сесть на коня и повернуть обратно, тем более через Убежище, - раздраженная усталость в голосе Алистера была такой явной, что он зазвучал громче обычного. Младенец, будто услышав незнакомый ему мужской голос, вдруг затих, и в доме воцарилась звенящая, но такая желанная тишина - разве что из люльки донеслось тихое покряхтывание. Подавив желание протопать в своих грязных и пыльных одеждах к колыбели и наконец-то посмотреть, как выглядит малыш, и вообще возликовать от того, что в ухе перестало звенеть, а в груди - жалостливо шевелиться, Алистер длинно вздохнул. Морриган все еще стояла у него на пути, и, кажется, сейчас было самое время напомнить себе самому, что она уже не просто язвительная болотная ведьма, заполучившая с помощью Стражей душу Архидемона, но и мать его ребенка.
- Как его зовут? Слушай, я... Я просто хотел взглянуть на него. Узнать, как вы справляетесь. Я пришёл не отнимать его у тебя, - пользуясь воцарившимся миром, Алистер говорил негромко, и теперь беспокойство не пряталось за маской невозмутимости в его лице. "Я здесь, чтобы убедиться, что вы живы и в порядке. Чтобы по возможности защитить вас", - он запнулся, не посмев произнести эти слова вслух.
- Но даже не думай, что я сейчас развернусь и уйду только потому, что ты на меня так смотришь. Валяй, можешь пытаться просверлить во мне дыру глазами. А если вздумаешь наслать на меня паралич... то я тем более застряну здесь надолго, - Алистер скрестил руки на груди, с вызовом глядя на девушку сверху вниз, хотя уголки губ его предательски дрогнули.

Отредактировано Алистер Тейрин (2018-03-18 18:02:33)

Осознание, что все далеко не так, как он себе воображал, настигло Алистера не сразу. Сквозь толстокожую упрямость и простодушие, с которым светловолосый воин сейчас ждал привычного отклика от волшебницы, вообще трудно было пробиться мысли, что лучшее, что мог бы сделать отец для матери своего ребёнка, это не усугублять её и без него изрядно пошатнувшийся эмоциональный фон. Алистер будто пытался так топорно, как умел, вернуть некогда объединявшее их прошлое, по старой привычке бездумно подшучивая над Морриган, безобидными словесными колючками неосознанно задевая уязвимые, подпитанные усталостью и нервозностью, бреши в её ледяной броне. Конечно, он и понятия не имел, через какие переживания пришлось пройти болотной ведьме, а то, в каком непривычном обличье пребывала измученная долгими месяцами бегства Морриган, совсем не казалось Алистеру неуместным или, упаси Создатель! уродливым. Увы, несносная дочь старухи Флемет могла быть самой невыносимой в своей язвительности и враждебности бессердечной колдуньей, но уродиной ее назвать у Алистера даже в самой ослепляющей злости язык бы не повернулся. Поэтому сейчас, бывшему Стражу и невдомек было, что его опрометчивые шутки топили опасное пожарище в душе отступницы, и Алистер, все-таки дерзнув ухмыльнуться, так и стоял уверенной устойчивой скалой над молчаливо копившей ярость девушкой. Не прогонит же она его вот так, даже не дав и глазком взглянуть на малыша, всерьёз думал Страж, бросая короткий взгляд в сторону колыбели, из которой уже не так оглушительно подавал голос малыш.

И все же он откровенно, в своей почти детской, не претендующей на остроумие манере усмехался, вот только правда была до нелепого проста и кристальна в своей чистоте: Алистер и в мыслях не желал по-настоящему обидеть Морриган, просто потому, что всем сердцем верил: ничто не способно ранить эту девушку. Серьезно! Тем более... он. Создатель, да кто он такой для нее, что пару лет назад без особого труда могла втоптать его в грязь парой колких слов? Поэтому Алистер даже не понял, что произошло, когда, вместо того, чтобы равнодушно отозваться в ответ своим низковатым, тягучим голосом и брезгливо махнуть рукой, будто бы не желая связываться с упрямым остолопом, Морриган одарила его опасным молчанием. А когда он встретил её пронзительный взгляд, куда более жгучий, чем обычно — от того, что плескалось в них не просто раздражение, а самый настоящий гнев доведённой до исступления женщины, горе-король и вовсе опешил.
Он едва успел хоть слово предупредительно молвить, когда в распахнувшихся широко глазах юноши мелькнула самая настоящая обеспокоенность - ударная магическая волна из посоха точным броском маятника вбилась ему в широкую грудь, толкнув назад, что он чуть не споткнулся о свою же сумку. От такого с грохотом прокатившегося, неласкового столкновения массивной мужской спины с хлипкой древесиной на стене, выбившей из его лёгких неожиданный вздох, с крючка сорвалось нечто увесистое, опасно рухнуло совсем рядом со светлой макушкой и разбилось о пол. Но Алистер, оглушенный то ли заклинанием, то ли неожиданно высокой нотой отчаяния в звенящем голосе отступницы, не обратил на это ни малейшего внимания: он больше не смеялся даже глазами, возмущённый внезапной атакой, и так же негодующе воскликнул, отшатнувшись от разъяренной отступницы.
— Дыханье Создателя, да что на тебя нашло?!.. Ай!
Стоило Морриган тут же накинуться на него, словно дикой взбешенной кошке, ошеломлённый ее гневной тирадой, Алистер не предпринял ни единой попытки выгородиться. Искреннее недоумение, что он вообще такого сказал, сменилось вдруг молчаливой досадой, пока надломленные речи ее сыпались, подобно каменному обвалу, больно и неожиданно ударяя.

Ох, Морриган... Разве можно отыскать хоть какую-то лазейку и пробить этот жесткий панцирь, прорваться в твою душу? Когда-то Алистер готов был на крови поклясться, что ведьма Коркари это самое настоящее подтверждение тому, что такие красивые и опасные девушки, к тому же еще и малефикары, которых он, если бы, вопреки острому нежеланию, стал храмовником, должен был отлавливать, как редкую животину и сдавать на усмирение, — не имеют сердца. Он и правда сердился, зло смотря отступнице вслед, когда она, изящно махнув рукой, говорила, что чужие проблемы ее не интересуют, а Алистер, вспыхивая и недоумевая, в очередной раз ворчал и заводил надоевший Кусланду разговор о том, что такое мировоззрение с таинственной дикаркой впридачу до добра не доведет.
Разве можно пошатнуть уверенность той, что всегда и все стремилась держать под контролем, и перед кем он, неуклюжий храмовник-недоучка, измазанный в грязи бастард, боявшийся ответственности, и запинающийся от одного взгляда на полукружья под ее откровенным одеянием простак, уж точно никогда не пользовавшийся популярностью среди приятелей в монастыре и особенно девушек, всегда ощущал себя круглым дураком? Разве могла всегда ослепительная отступница, в убийственной красоте которой никто не смел сомневаться, так остро отреагировать на его дурацкие детские ёрничанья о причёске?

От худых кулаков, больно бьющихся о металлические крепежи на его плаще и рубахе, и цепких ногтей, пытающихся похлеще снежного льва полоснуть его по лицу, можно было с лёгкостью увернуться, сделать так, чтобы Морриган просто не дотянулась до него, но ярость отступницы была настолько неистовой, что впору было удивиться, откуда в худом девичьем теле столько силы. И она тратила эти силы, вкладывая злость в каждый удар, который едва ли мог причинить Алистеру физический вред. С каждым ударом, который он теперь уже стоически принимал, возвышаясь над девушкой и неуклюже пытаясь ухватить Морриган за узкие руки и утихомирить, Алистер горестно сознавал, что неосторожным словом и неумением обращаться с тонкой женской натурой разбудил самый настоящий вулкан. Вот же.. дурак.
— Хватит! Эй, ты же... поранишься, — голос его в противовес девичьей истерике зазвучал как-то уж слишком твердо и спокойно, хотя от досады Алистер по-настоящему злился: на вину и от вины, которую теперь так остро чувствовал перед Морриган. Не без усилий выловив наконец петляющие ладони отступницы у своего лица, воин, решив положить этому конец, резко развернул уже ее спиной к стене, несильно удерживая её тонкие прохладные запястья, пока темноволосая хасиндка не прекратила сопротивляться и биться в истерике. Хныканье их ребенка, почуявшего вибрирующую в воздухе магию и гнев собственной матери, грозило перерасти снова в плач, чего уже опасался и сам Алистер, поэтому он молча, чуть нахмурившись, вглядывался в разрумянившееся и скривившееся болезненно лицо отступницы, пока та не подняла на него блестящие глаза.
— Морриган, — тихо произнес светловолосый Страж, прикрыв на миг глаза и тяжело вздохнув. Он мягко выпустил ее руки, перекладывая свои ладони на худые плечи, а затем, неуверенно поколебавшись с мгновенье, Алистер все же притянул ее к своей груди, не встретив активного сопротивления — не хватало еще, чтобы она заплакала от бессилия, окончательно ввергнув его в пучину растерянности. Однажды юный Страж уже испытал ни с чем не сравнимое "удовольствие" быть виноватым перед Морриган, таскаясь за ней чуть ли не целый месяц, как щенок мабари. И это было гораздо хуже, чем проспоренный ей день рабства! Хотя и тот вспоминать до сих пор было стыдно.
— Я не особо в этом разбираюсь, но, может быть, он голоден или ему пеленки кое-где натирают? По крайней мере, у этого маленького архидемона с этим все в порядке, крепкая глотка и лёгкие как у бойца. Только я все равно очень надеюсь, что он не извергает пламенное дыхание, — он все еще продолжал негромко говорить, с затаенным в глубине души облегчением чувствуя, как ослабла цепкая хватка затихшей у него на груди Морриган, и когда Алистер склонился и подхватил аккуратно девушку на руки, чтобы отнести в другую комнатушку на постель, можно было подумать, что та и правда смирилась с его непробивной упрямостью.

Конечно, все это было совсем не так, как раньше. Не было больше Мора, не было Логейна и его армии предателей. Не было вечно горящего лагерного костра, запаха жженых трав и холодного ветра, завывающего в спальне замка в ночь перед битвой за Денерим. Зато было полуразрушенное королевство на его плечах, нелюбимая, пугающая в своей нечеловеческой холодности женщина в законных супругах. И был ребенок, от его плоти и крови, но которому Алистер не мог быть отцом, хотя в силу молодости он еще до конца не понимал и не ощущал невыносимую горечь от этого. Он познает эту боль потом, когда ступит за порог этого дома и поймет, что никогда сюда не вернется. Когда Морриган станет старше и мудрее, как и он, и они оба будут совершать уже другие, куда более сложные ошибки. А сейчас... Сейчас Алистер не думал ни о чем, кроме того, что вымотанная бессонницей женщина — зрелище, которое ему точно не хотелось бы увидеть снова. И вовсе не потому, что его пугала перспектива проломить спиной стену хижины.
— Давай я пригляжу за ним, а ты пока вздремнёшь? — с энтузиазмом предложил Алистер, старательно пропуская мимо ушей недовольные протесты. Все это было простительно, пока он опускал Морриган на волчьи меха, хотя та, все еще напряженная как тетива, старалась его отпихнуть, — И, когда ты свежая и отдохнувшая соизволишь проснуться... Я торжественно обещаю оставить тебя в покое. Если ты, конечно, не передумаешь. Кстати, как его зовут-то?

Отредактировано Алистер Тейрин (2018-03-26 17:16:55)

Морриган, какой бы рассерженной ни казалась, была... беззащитна - и этим, сама того не ведая, полностью обезоруживала. Неисправимая и невыносимая, подытожил молодой король, закусив удила, но он не сознавал еще совершенного очевидного: что-то отчаянно мешало и не давало в груди вспыхнуть обиде и недовольству. Он только терпеливо вздохнул, слушая ее угрозы, но сердиться в ответ почему-то... не получалось. Хотя очень и хотелось возразить, горячечно выпалить, что не для того он сюда пришел - чтобы забирать у нее Кирана (почему не Дункан? Отличное же имя!), которого так и не успел еще толком увидеть. Выпустив из своих рук всего минутой ранее разъярённой кошкой кидавшуюся на него ведьму и позволив той улечься на узкой постели, Алистер, передумав усаживаться на край и пачкать своими грязными штанами чужие простыни, лишь слегка отстранился от края, с каким-то необъяснимым, сковывающим нутро чувством вдруг взглянув на Морриган. Та сыпала угрозами, и молодой король, несмотря на спокойствие, которое всеми усилиями воли пытался хранить, вдруг осознал, что некоторые вещи оставались неизменными и в то же время cтали совсем другими.
И пусть дочь Флемет была обессилена и измотана, чтобы противостоять его пробивной решительности, и слишком выбита из равновесия бессонными ночами и постоянным преследованием, он внял её словам совершенно серьёзно, не списывая их на женскую усталость и не отмахиваясь от них, как от чего-то неважного, как то бывало раньше. Кто он такой, чтобы требовать и ждать от нее доверия, ничем не подкрепленного? Не имея в руках ничего, чтобы это доверие заслужить, и только простой факт, что малыш в колыбели у прикрытого темным полотном окошка был рожден от его крови, менял для Алистера, без малого, все. Он слишком хорошо знал Морриган, чтобы ждать от нее того, на что не имел права. И потому, дождавшись в наступившей тишине, когда отступница закроет глаза и ресницы ее перестанут вздрагивать, Алистер, испытывая облегчение, расковавшее его плечи, наконец поднялся на ноги, взметнув пылинки в узкой полоске пробившегося из щели в потолке солнечного луча.
- Да уж, не архидемон. В любом случае, пока не увижу - не поверю, - прошептал он себе под нос, и хотя губы юноши тронула ухмылка при этом, опасения его имели за собой не такие уж сомнительные основания. Во-первых, демоны знают, как магия повлияла на ребенка в чреве отступницы-оборотня, а во-вторых, сама суть Темного ритуала заключалась в том, чтобы душа Уртемиэля была заперта в младенце, подобно узнику в клетке - и как тут простому человеку, земному до кончиков взъерошенной челки, не переживать, что в люльке кряхтит какой-нибудь маленький демоненок, который и превратил Морриган в загнанную волчицу? А уж зная любовь и интерес ведьмы ко всему жутковатому и непонятному... Алистер бы вообще не удивился подобному раскладу.

Домик, согретый теплым солнцем, почти ничем не отличался от любого другого фермерского жилья в окрестных землях, и Алистер нисколько не обратил внимания на домашний беспорядок - только мысленно поблагодарил Андрасте, что не обнаружил кругом черепа каких-то неведомых существ. На деревянном столике, разве что, покоился ведьмин гримуар и прочие книги наряду со склянками с чем-то непонятным и сборами незнакомых ему трав. Дорожный плащ небрежным жестом отправился на единственное кресло, а пояс с королевским клинком утвердил своё место на стене, заняв крючок, с которого рухнул глиняный горшок, когда воина откинуло заклинанием.
Сердце его, спокойно ухавшее в груди, вдруг тревожно екнуло, когда юноша наконец-то подошёл к переставшей покачиваться колыбели. Но вспыхнувшее, почти мальчишеское любопытство все-таки пересилило все дурацкие переживания, и когда Алистер, положив ладони на края люльки, заглянул в неё, попутно задев макушкой затрезвонькавшую свисающую с потолка игрушку, и обнаружил там совсем не похожего ни на какого архидемона в миниатюре, гукающего младенца, то не сдержал изумленного вздоха. Киран был совершенно обычным! Никаких рожек, хвостиков и копыт - румяный, пухленький малыш со светлым хохолком, в котором угадывалась будущая непослушная чёлка, вдруг засучил ручками, выудив их из беззубого ротика, и с самым внимательным выражением огромных светло-карих глаз глядел на обалдевшее лицо взрослого мужчины, заслонившего ему обзор. Рядом в люльке лежало старое зеркало, украшенное благородными камнями, в котором узнавался подарок, преподнесенный еще робеющим юным Стражем отступнице.

- Знаешь, честно говоря, я совсем не ожидал, что ты такой... эээ, обычный? - Киран все еще внимательно смотрел на своего отца, когда тот, оперевшись локтями о края, поправил на нем одеяльце, - Нет-нет-нет, только не плачь. Если разбудишь Морриган, страдать будем мы уже оба, - предупредил Алистер и усмехнулся, будто малыш его и правда мог понимать. Хотя, судя по умной не по месяцам мордашке - чем Создатель не шутит?
- Вообще-то, я... Я твой...
И тут, совершенно неожиданно для опешившего короля, его сын вдруг ухватился за его палец - крепкой хваткой маленьких пальчиков. И будто бы признавая в нем кого-то своего, Киран удостоил его самой обаятельной детской улыбкой, начав сучить ножками. В это мгновенье, кажется, просиявший новоиспеченный отец готов был захлебнуться от нахлынувших чувств.   
- Да, все верно, - Алистер, помятуя о том, что за его спиной сморенная крепким сном мать его сына, негромко рассмеялся, а затем твердо кивнул, беря оставшегося в одних подгузниках малыша под ручки, - Я твой папа, Киран. И вот тут уж ничего не попишешь.

Пока малыш, вытаращив глаза и упершись ладошками в мужское плечо, рассматривал вблизи щетинистую и довольную морду лица Алистера и что-то лепетал и нежно взвизгивал, будто жалуясь или что-то рассказывая, солнце уже сместилось с полуденного венца.
- Ну, тут, я с тобой совершенно согласен. Когда она спит, то выглядит очень даже мирно, - согласился юноша, прижавшись щекой к пушистой макушке сына и поглядывая в сторону постели, на которой умиротворенно спала Морриган. Кажется, та даже засопела, на что король едва не прыснул.
- У нас с тобой еще куча дел, - оглядев предстоящий фронт работ на кухне и совсем не горя желанием домохозяйничать, Алистер смиренно вздохнул и ласково похлопал Кирана по спинке, - Н-да... Никогда бы не подумал, что став королем, буду мыть горы посуды и кашеварить. Прямо как в старые добрые времена в монастыре. Но я лучше расскажу тебе о том, как твоя мать однажды встретила двух Серых Стражей.

Конечно, Морриган в своей запальчивости ничего не успела ему объяснить: что вообще Киран должен есть (хотя тут воин догадывался, что именно, но не тревожить же теперь раздраконенную отступницу и просить ее обнажить грудь), что будет есть сам Алистер, который с дороги проголодался не хуже мабари, и как вообще укладывать малыша так, чтобы он не норовил уползти куда-нибудь в сторону ножей, ковшей и прочей утвари. Можно было подумать, что Киран - почти как детская кукла, которую можно класть в любое место, и Алистер прямо-таки веселился, укладывая сына с игрушечным големом, который тут же оказался обслюнявленным, на верхнюю полку шкафа с посудой - чтобы не упускать его из виду. Кто бы подумал, что быть родителем это в сотни раз интереснее, чем играть с мабари?
Пока король Ферелдена, наконец, умылся сам, разобрался с посудой и даже нашел банку с какой-то крупой, которую намеревался сварить, его сын успел обползать весь стол, подержать в маленькой ручке вилку, которая тут же была изъята и закинута куда-то за шкаф, и измазаться в каше, при этом с заливистым смехом запульнув добрый ошметок в лицо Стражу, который на волне вдохновения пустился в рассказы о приключениях героев Пятого Мора.

Во временном пристанище беглянки-отступницы воцарился какой-никакой порядок, несмотря на раскиданную по столу еду. Морриган все еще спала, и Алистер, который в пылу захватившей его отцовской занятости не заметил собственной усталости, не спешил выдергивать ее из сна, хотя сейчас эта вредина была ему нужнее всего. Киран, требуя положенного ему отдыха и дневного сна, начал похныкивать и сонно потирать глазки, прильнув растрепанной светлой головкой к плечу короля, и простое хождение из угла в угол, как и истории о Герое Ферелдена, не помогали. Конечно, устанешь тут, слушая часовую болтовню о генлоках, гарлоках и доблести Ордена. Развалившись в кресле и прижав засыпающего Кирана к груди, светловолосый Страж, вопреки убеждению, что не устал и вот-вот встанет и уложит Кирана в колыбель, и сам уже клевал носом, пока окончательно не задремал.

Отредактировано Алистер Тейрин (2018-03-29 22:07:47)

В отличие от ведьмы, забывшейся в неласковых объятьях тревожного сна, привычного для молодой неопытной матери, Алистер, не мудрствуя лукаво, попросту отключился, не выдержав и получаса в умиротворенной тишине и тепле греющих спину лучей. Он так и уснул со сладко зевающим у него на груди малышом, без малейшего усилия удерживая крохотное пухлое тельце одной ладонью, и в конце концов король Ферелдена почти нагло и без намёка на неудобство в чужом доме тихо, но явственно храпел, запрокинув взъерошенный затылок на жёсткую спинку плетёного кресла. Увы, воин не оставил Тени и шанса развлечь его сновидениями после продуктивного дня в роли домохозяина и двух ночей петляющей по холмам дороги. Да и какие тут сны, когда весь день оказался чересчур богатым на потрясающие впечатления? Во-первых, долгожданная встреча с Морриган не обошлась без выяснений отношений и метко брошенного в него заклинания, от которого у Алистера ещё долго в левом ухе что-то настырно звенело, а во-вторых, оставляя дядю Эамона одного разбираться с королевой и придумывать отмазку, в какое внезапное путешествие вдруг унёсся её молодой супруг, Алистер и помыслить не мог, что все кончится тем, что он непросто увидит результат темного ритуала. Но и совершенно неожиданно для себя почувствует нечто, что расчертит его жизнь на будто бы ставшее вдруг таким серым и мрачным "до" и новое, непривычное и до трепета отдающее теплом в груди "после". И теперь широкая грудь эта мерно вздымалась, убаюкивая крепко спящего малыша, свернувшегося в беззащитный, но увесистый комочек, греющийся теплом отцовского тела, и выдернуть мужчину из крепкого сна уже проснувшейся Морриган удалось не сразу. Алистер с неохотой вздрогнул лишь тогда, когда под ладонью, где сопел Киран, ощутилась уже непривычная пустота, а когда светловолосый Страж, лениво приоткрыв один глаз, обнаружил перед собой немного помятую после сна, но заметно посвежевшую колдунью, забравшую сына, то сам лишь засопел и расслабленно поёрзал, от чего кресло под воином опасно заскрипело. Просыпался Алистер всегда мучительно еще со времен обучений в монастыре, и даже походная жизнь не изменила привычки недохрамовника до последнего валяться в палатке, пока его не будил громким лаем и слюнявыми облизываниями мабари Айдана. Кажется, Морриган в то время просыпалась раньше остальных, первой начиная сборы, и теперь, слыша ее низкий, тягучий, но еще с нотками не остывшего сна голос, Алистер с легкостью мог бы вообразить, что сейчас ему снова нужно будет срочно сгонять сон холодной водой в лицо, искать среди барахла относительно сухие носки и сворачивать обветшалый шатер.
Сквозь полудрему, из которой выбираться ему совсем не хотелось, он все-таки услышал комментарий Морриган, сдобренный усилившимся похныкиванием Кирана.
- Ага, - сонно пробормотал Алистер, продолжая имитировать впавшего в спячку медведя, и снова закрыл глаза, утерев рукой слюни с щетинистого подбородка, - Я бы тоже не отказался, к слову...
Конечно, он совершенно не понял, с чем именно соглашался, и когда молодой король, наконец, усилием воли привел свое тело из растекшейся туши в более-менее сидячее положение, почесывая встопорщившийся хохолок на затылке и разминая затекшие плечи, сон из его продравшихся глаз моментально улетучился. Ведьма, совершенно не смущаясь его вытаращенных как блюдца глаз, будто так и нужно было, уверенным движением распахнула расшнурованный ворот на рубахе, и... от увиденного Алистер без малого растерялся. Поспешно отведя глаза, юноша все-таки захлопнул рот и вскочил с кресла, чтобы плеснуть из таза холодной воды. Лицо его, казалось, пылало похлеще багрового заката за окном. Проклятье! Нет, конечно, Алистер прекрасно знал о грудном вскармливании: в конце концов, когда у Эамона и Изольды родился Коннор, ему, тогда еще мальчишке, пару раз посчастливилось наблюдать похожую картину.
Теперь юноша, конечно, догадывался, что налитая, словно крупное румяное яблоко, грудь ведьмы, которую теперь закрывала светлая головка заходящегося плачем Кирана, стала намного больше не из-за какой-нибудь магии или обмана его разыгравшегося воображения, а из-за материнства.
- А, ну да... Кормить. Видимо, мой сын сумасшедший, раз отказывается от такого, - последние слова смущенный король проговорил себе под нос, повернувшись к Морриган спиной и утирая мокрое лицо полотенцем. Когда он повернулся, однако, стыдливый багрянец оставался разве что только на кончиках его ушей, и Алистер с облегчением вздохнул, провожая глазами недовольную девушку, отошедшую от колыбели, - А ты уверена, что он голоден? По мне, так причина в другом. Он съел половину того, что я приготовил.
В животе изрядно заурчало, будто соглашаясь с вышесказанным, а в состоянии голода любой физически здоровый воин, особенно ферелденец, особенно молодой, и особенно не бравший в рот ничего, кроме скудного дорожного пайка, за последние два дня, становился раздражительным, как хищник в клетке. Алистер уже хотел было объявить ведьме, что ничего съестного, кроме каши и какой-то подозрительной на вид требухи, напоминающей внутренности земноводного, в ее домике не обнаружил, но отступница снова задала свой вопрос. Морриган все еще не доверяла, исходилась подозрениями и в этом, к своей необъяснимой досаде, Алистер винить ее не мог - слишком хорошо он знал, какие потемки хранит в себе душа привыкшей к одиночеству отступницы.
Он ответил не сразу. Долго лежать в холодной люльке и заходиться плачем Кирану не довелось - Алистер, на лицо которого упала тень нелегких мыслей, тут же подхватил его, удерживая одной рукой в вертикальном положении, а второй безуспешно пытаясь развлечь заплаканную мордашку сына попавшейся под руку игрушкой. Морриган же не казалась ему расстроенной нежеланием Кирана кормиться, скорее раздраженной, но по крайней мере она не спешила тянуться к своему посоху и напоминать нарушившему ее покой королю о том, что по ее пробуждении он должен немедленно покинуть это пристанище.
- Я ведь уже сказал, - Алистер, отбросив игрушку в сторону, переместил орущего сына на другое плечо, принявшись пружинисто расхаживать по скрипучему полу, с которого уже пропали дневные всполохи света, сменившись предсумеречной синевой, - Когда Айдан сообщил мне, что нашел тебя, а затем ты ушла в элувиан... В общем, до этого слухи доносили об отступнице, пересекающей Морозные горы в одиночку с бременем под сердцем. Я просто хотел убедиться, что с тобой.. с ним все в порядке.
Слишком запоздало он себя одернул, произнося свои последние слова тихо, чересчур... честно. Алистер, на несколько мгновений перестав плясать с малышом на руках, твердо посмотрел на отступницу, но она по-прежнему стояла к нему спиной, совершая какую-то странную, но очевидно необходимую манипуляцию с молоком, и темные распущенные волосы, черным шелком рассыпавшиеся по ее плечам, лишь слегка взметнулись, когда она, по-видимому, едва подняла голову. Но если Морриган и повернулась к нему, этого король уже не увидел, потому что отвернулся сам, коря себя за бездумно сказанные слова. Если бы не Киран, то в прохладном к вечеру воздухе определенно повисла бы неловкая тишина, но случиться этому, к большому облегчению Алистера, не пришлось, да и разрядить обстановку он поспешил уже и сам, от безысходности положив малыша на стол рядом с ведьминым гримуаром.
- Слушай, раз ты так ценишь мои услуги, хочу сказать, что король, работающий на кухне - удовольствие не из дешевых, - недовольно заметил юноша, возясь с пеленками Кирана, который от неожиданности замолк, правда, очень ненадолго, - Может, у тебя все-таки найдется хоть что-нибудь нормальное поесть?... Создатель помилуй!
В нос скривившемуся от вида детского "сюрприза" Алистеру внезапно ударил яркий запах, который по силе перебил бы аромат перегара Огрена, помноженного на десяток, и светловолосому Стражу, тут же натянувшему ворот рубахи на нос, показалось, что даже глаза заслезились от такой мощной атаки.
- Кажется, я нашел причину его недовольства. Морриган! - голос его звучал глухо и гнусаво, потому что Алистер, вдобавок к рубашке, прижал к носу ладонь, отпрянув от стола и подзывая жестом колдунью. Потому что, демоны дери, к такому его ни жизнь, ни Церковь уж точно не готовили!
- Если бы архидемон наложил такую кучу, я бы и пятнадцати минут в битве не продержался!..

Киран, сунув в рот фигурку грифона, безмятежно перебирал ножками и внимательно наблюдал, как его молодой отец, усилием воли сдержавший позывы выдать свой скудный завтрак обратно наружу, теперь стоял над ним с видом мученика и думал, с какого конца к этому непростому делу подобраться. Будь здесь рядом эрл Эамон, то точно бы отметил, что его подопечный с таким же видом разглядывает карту на столе ставки командования. Самый веский довод, который Алистер так запальчиво вытащил, будто неумелый шулер - свой козырь из рукава, Морриган успешно проигнорировала и продолжила, как ни в чем ни бывало, раздавать инструкции. Подумаешь, сам монарх тут дочиста все отмыл, подмёл, покашеварил!.. И действительно, что ей было за дело, что Алистер теперь не просто воин с мечом и щитом наперевес, а правитель целой страны? Совершенно никакого. И никакая корона не помогла бы избавить светловолосого Стража от такого сногсбивающего в буквальном смысле испытания как смена запачканных пеленок.

— Вот еще. Думаешь, меня напугают какие-то там грязные подгузники? — с вызовом пробубнил сквозь рубаху Алистер, провожая глазами удаляющуюся на кухню отступницу, и с самым решительным видом принялся закатывать рукава, — Если ты это как-то проделывала, то уж я точно справлюсь. Я до десяти лет в псарне спал и чистил навоз за лошадьми, - и уже тише добавил, глядя на сына, - Не стоило тебя кормить кашей, малыш. Чего же ты мне сразу не сказал?

Киран, все это время не отрывавший от Алистера изучающего взгляда, в ответ только расплылся в очаровательной беззубой улыбке и весело засучил пухлыми ручками, полностью обезоруживая уже усмехающегося воина. Большие детские глаза цвета теплого золота непонимающе свелись к мужскому пальцу на маленьком носике, на что Алистер сам как-то по-детски рассмеялся. Да уж, ухаживать за ребенком - это не в солдатиков играть.

Конечно, в глубине души Алистер был совсем не против никакой простой работы; даже наоборот - он с радостью готов был сделать куда больше, теперь зная, что его помощь нужна Морриган. Что он не зря тащился сюда двое суток и не зря заставил Эамона лгать в глаза королеве и денеримской знати ради него. И что именно здесь и сейчас, в чужом доме, который оказался куда уютнее и роднее просторных королевских пенат, он совсем не чувствовал тяжести железной руки возложенного короной долга на своих плечах.

Ведьмин гримуар Алистер умудрился в процессе переодевания и мытья Кирана случайно заляпать тальком из тертого минерала, но, пару раз силком стряхнув с увесистой книженции белую пыль, пока отступница стояла к нему спиной, король все-таки устранил последствия конфуза. Не то, чтобы Алистер так сильно опасался гнева Морриган - но он не забыл, какой ценой эта вещь из домика Флемет досталась её дочери. Поэтому подхватив начисто вымытого и насухо вытертого малыша одной рукой от греха подальше, Алистер с чувством выполненного долга, которое сменило на его лице былые сосредоточенность и потешную брезгливость, появился около занятой и суетящейся над ужином хозяйки дома.

- Знаешь, материнство тебе к лицу, - ехидно заметил Алистер, с любопытством заглядывая через плечо Морриган, - А ведь с год назад я бы сто раз подумал, прежде чем притронуться к еде, которую ты готовишь. И, по-моему, Киран теперь тоже готов пообедать.

Когда Киран потянулся к своей молодой матери, пытаясь пальчиками ухватить ее собранные в конский хвост темные волосы, Алистер передал сына волшебнице, а сам отправился прямиком во двор, где его ждали свежий вечер, с колыхающимися зелеными кронами раскидистых многовековых дубов, еще розоватое у горизонта звездное небо, и, к его бОльшей радости, безмятежно жующий траву пегий скакун, затупившийся колун и сваленное когда-то молнией сухое бревно. Когда воин наколол несколько связок дров, разгоряченный уже ставшей непривычной работой, вечер обратился уже в звездную ночь, и из-за темных облаков, гонимых теплым ветром по небу, выглянул серебристый серп полумесяца. Окна в домике источали желтый свет - видимо, Морриган использовала магию и огнем зажгла лампадки: Алистер, давно стянувший с себя влажную от пота рубаху и точивший колун на пеньке, заметил мелькнувший силуэт ведьмы в окне, но не торопился возвращаться, хотя разыгравшийся аппетит давал о себе знать.

Сияние луны незримым и совсем непонятным ему образом вдруг вытащило откуда-то со дна непрошенные воспоминания: такой же белизной светилась гладкая кожа отступницы во тьме потухших свечей. Алистер слишком хорошо помнил, как Морриган однажды предстала перед ним совсем другой. В ту ночь перед битвой с темно-алых губ ведьмы не лились ядом колкие слова, а янтарные глаза не иссекали его, подобно кнуту, презрением; её холодные, к его удивлению, почти ледяные руки быстро согрелись от тепла его тела, а его же сердце перестало бешено колотиться от волнения, как только отступница задула последнюю плавившуюся свечу.

И все бы ничего: к чему ему было беспокоиться за ребёнка, которого он никогда не видел? Ведь ведьма сдержала слово, не обманула ни его, ни Айдана, и оба Серых Стража действительно выжили в схватке с Архидемоном. И то, что испытывал Алистер, когда вдруг, скользя воодушевленным и полным какого-то спокойного и праведного света взглядом по лицам героев окончившегося Мора на собственной коронации, он не увидел знакомого невозмутимого лица и в тот же момент ясно осознал, что прощание с дочерью Флемет уже состоялось - ни тогда, ни сейчас не имело никакого значения.

Зато теперь бархатистый голос изрядно подбешивавшей юного Стража ведьмы с привычными ядовитыми нотками вопреки обычному раздражению даровали воину какое-то странное облегчение: Алистер, смущенный было своим же ответом накануне, едва заметно вздохнул, расправляя широкие плечи. И даже в глубине души, очень-очень далеко в своих мыслях он искренне был благодарен Морриган, хотя ни за что, даже под угрозой превращения в осла или лягушку, не признался бы в этом. Быть источником взаимной зудящей неприязни, которая прежде выливалась в словесные баталии и бесконечные перепалки, от которых у всех в отряде Айдана уши в трубочки сворачивались, было куда привычнее в теперешнее время, когда все остальное обещало никогда не становиться прежним. И хотя Алистер по привычке все еще готов был сердито вспыхивать болезненным румянцем в ответ на ее тычки, он все равно понимал: лучше так, чем до самых ничтожных деталей вспоминать её другой.

Из размышлений Алистера вывело фырканье коня где-то в стороне, и воин, отложив точильный камень и топор в сторону, умылся в бочке с водой, утерся рубахой и, подхватив связку дров, наткнулся на поджидавшую его Морриган на пороге.

- Что? Хочешь запечатлеть в памяти момент, как король пашет в твоем дворе? - юноша ухмыльнулся, заваливаясь снова в дом и принявшись возиться с очагом, - Слушай, я тут подумал... Что ты вообще делала на кладбище драконьих костей?