Оглядываясь назад, Мерриль с трудом могла вспомнить тот момент, когда все пошло по наклонной. Полгода, год назад? Когда её эльфы – за эти годы она стала считать их едва ли не семьей – усомнились в ней? Когда они предпочли молчаливо отказаться от неё, как Сабре в свое время? Они уходили по одному, словно желали растянуть агонию. Ей хотелось остановить их, схватить за плечи и задать лишь один вопрос: «Почему?»
Неуверенность, пожирающая изнутри, винившая во всех бедах саму Мерриль (даже когда она объективно была не при чем), никуда не делась. Она затихла на несколько счастливых лет, чтобы потом словно гром среди ясного неба напомнить о себе во стократ сильнее, больнее. Ей было за что себя винить, её жизнь череда не самых удачных выборов. Но сейчас она не чувствует себя виноватой в той мере, чтобы спокойно принять уход эльфов один за другим. А потому заинтересованность растет день ото дня. Как показывает время, недостаточно быстро.
Её поведение было соответствующим. Она вела себя как Маретари, вела себя как хранительница. Ставила на первое место защиту подопечных, в обход изучению эльфийского наследия. Обучала юную эльфийку, в которой обнаружился магический дар, навыкам хранителя, а не сбегала в поисках очередных древних демонов захоронений. В отчаянное время Мерриль стала тем, кого в ней взращивали долгие годы. Так почему же они уходили?

Эльфийку, разумеется, не обошло стороной влияние таинственного эльфа, выдающего себя за Ужасного Волка (поверить в то, что он тот самый Ужасный Волк было сложно). Она чувствовала его слишком часто. Это нервировало и смущало, но оттолкнуть сновидца было сложно. Это лишало покоя и энергии. И сами сны… Её одолевали кошмары, которые сменяясь один за другим, словно по щелчку пальцев: жизнь в клане, полные одиночества и непонимания, шемлены Киркволла, не кривившие душой и показывающие всю гнусность, на которую были способны, городские эльфы, столь жалкие в своем безразличии, смирившиеся с судьбой рабов.
Мерриль находила подобное вмешательство недопустимым, но не могла перестать видеть искаженные события прошлого, из которого выкинули все крупицы хорошего. Но хорошее было. Она помнит и никогда не забудет, а потому время, отведенное для отдыха, становится похожим на войну. На войну с самой собой. И пока она ещё могла сдержать нападающего.
К сожалению, эта ментальная нервотрепка лишает тех крупиц наблюдательности, которыми она и так не слишком одарена от природы. Впрочем, ничего нового. Такое часто бывает, когда не придаешь событию должного значения. Особенность же Мерриль в том, что она пренебрегает баснословным количеством вещей, на которое обычные жители Тедаса обращают внимание. «Храмовники, кунари и политики не мяукают и не чешутся о твою ногу, когда ты покупаешь еду» – помните?

Киркволл встречает Мерриль в соответствии с её настроением: чем ближе к Городу Цепей подбирается одинокая эльфийка, тем темней и скверней становится вокруг. Город, переживший ранее весьма удручающие события, встречает её некогда полюбившемся эльфийке безразличием. Но теперь Киркволл вызывает в душе эльфийки лишь грусть: он навсегда остается в памяти таким, каким был после надения кунари, после взрыва Церкви. Горящим, лишенным покоя. Проходя через путанные и, несмотря на поздний час, многолюдные улочки, она спешно направляется в сторону Верхнего города, Варрик восседает в крепости Наместника.
– Andaran atish’an, Ваше Наместническое Величество, – делая реверанс, приветствует старого друга Мерриль. Её губы трогает легкая улыбка, которая впрочем, очень быстро исчезает. Мерриль устала (ночь кошмаров, уход ученицы и долгая поездка – теперь этого достаточно) и как бы ни силилась она скрыть это, у неё оставалось ничтожно мало сил. – Прости, что не ответила на твое последнее письмо. Сегодня ушла Аданна. Это…забавно, но теперь я прекрасно понимаю Маретари. Понимаю мотивы её поступков. Понимаю, почему она вела себя столь… невыносимо.
Осторожной поступью, эльфийка проходит вглубь кабинета наместника, садится напротив старого друга.
– Аданна была последней. Они все ушли, Варрик, – пододвигается ближе к краю кресла и поднимает взгляд на гнома. Смотрит на него пристально, – Что происходит? Инквизиция,.. вы знаете больше, чем остальные, верно? Этот Ужасный Волк…он, кто он? Он действительно Фен'Харел?