А Рейлис тем временем обнаружила себя валяющейся посреди какого-то тёмного грязного подвала, с запястьями, привязанными за спиной к лодыжкам, и комком жгучей рвоты, резко поднявшимся из желудка и заполонившим заткнутый грязной тряпкой рот; не находя выхода, едкая масса уже хлынула в носоглотку, не давая нормально вдохнуть.
Не самое комфортабельное положение, в котором можно проснуться, но за попадание в него она могла винить только себя. Ведь разве не твердила ей маменька никогда не есть и не пить ничего из того, что предлагают незнакомые дяденьки?

***

В своих шатаниях по миру эльфка долго Киркволла избегала, пусть и была наслышана, что магичка её моральных качеств без труда найдёт себе здесь дело. Да только больно у экс-Эмериуса дурная была слава, чтоб просто так соваться.
И всё же что-то в душе мятежной чародейки неотвратимо влекло её к этому мерзкому, мрачному краю. Хотелось собственными глазами взглянуть на место, откуда всё началось. Своими руками дотронуться до камня стен того города, трения которого точно кресалом высекли искру, что разожглась в пожар их мятежа. Хотя, пожалуй, “искра” – слишком скромное слово, правда?
Так что визит сюда для юной революционерки был подобен паломничеству, какое истовые андрастиане совершают к местам рождения и гибели своей Пророчицы. Возможность кожей ощутить давлеющий ужас, внушаемый одним видом громады треклятых Казематов, с затаённым в сердце торжеством полюбоваться на руины Церкви, на место, где сдохла та поехавшая сука…  Всё это кружило голову так, как удавалось далеко не каждому вину.

Но вне возвышенных размышлений город был, конечно, хуже не придумаешь. Камень, камень, везде один сплошной давящий камень, точно в склепе, точно в Башне. А ещё грязь, смрад, теснота и нищета, решётки, гнусные статуи и этот жуткий частокол; иногда магичке приходилось украдкой щипать себя за запястье, чтобы убедиться, что это – реальное место, а не её кошмарный сон.
В Верхнем было, конечно, получше, и орлесианка старалась проводить большую часть дня именно там, хоть б даже просто бесцельно слоняясь; но до захода солнца всё равно приходилось возвращаться обратно, вниз. Потому как если задержаться и застать творящееся на улицах в ночи… Не врали, короче, базарные слухи.
Так что хоть Рейлис и выведала уже пару имён, к кому можно обратиться насчёт улучшения своего материального положения, ушастая всё больше склонялась к мысли, что смена местоположения – затея во всех смыслах куда более разумная.

И когда на таких минорных настроениях в “Висельнике” к ней подкатил какой-то улыбчивый разгильдяй, поджарый и смазливый, с зачёсанными назад чёрными волосами того типа, которые почему-то всегда падают на лоб одним-двумя щегольскими локонами, Рей подумала, что скрасить вечер хотя бы возможностью развести дурака на халявный ужин да выпивку – отличная идея.
Кто б знал, что смотреть нужно не в смеющиеся карие глаза, а на ловкие смуглые пальцы, перевернувшие над её бокалом кольцо с пустотелой стекляшкой?

***

— …да ёбаная ж сука! Слыш, Гвоздь, она ща захлебнётся!
— Ну так вынь у неё тряпку изо рта.
— Так а если заорёт? Мож лучше пусть как раз и…
— Ага. Сам потом блевоту из глотки у неё выковыривать будешь, чтоб всё как надо выглядело, умник? — по подвалу разнёсся усталый вздох, — С кем я работаю…
Чья-то рука наконец развязала узел ветоши у неё на затылке, освобождая от кустарного кляпа, и грубо ухватила за волосы, приподнимая голову над землей, а другой рукой хлопая по спине. Содрогнувшись, эльфка тут же выблевала, по ощущениям, примерно половину внутренних органов. Странно, правда, что в склизкой массе можно было угадать только куски сегодняшнего ужина.
— Вот говорил же Танцору, отмеряй ты дозу нормально, так нет, на глаз, на глаз…  На какой конкретно, на шоколадный? Что, мне этой херни от Толстого мало, а? — ворчал над головой усталый голос. Убедившись, что остроухая теперь только кашляет, обскребая о зубы покрытый горечью язык, попытался запихнуть ей тряпку обратно в рот. Ткань пропиталась едким вкусом рвоты, и Рейлис мотнула головой, спазматически скорчилась и её снова вырвало, но на сей раз лишь струйкой едкой желчи.
— Ну, всё, всё, повыделывалась и хватит, — несмотря на слабые протесты, рот ей снова залепили и отпустили, чуть толкнув в сторону, чтоб не свою же блевоту упала. Вместо этого, завалившись, эльфка уткнулась лицом во что-то… мягкое. Чуть тёплое. Пахнущее мылом, духами и кровью.
— Н-да, ну и бардак… — опять вздохнул, поднимаясь, державший её за волосы человек, — Вот как ты это устроил?
— Просто всё пошло не так… — ответил ему хнычущий голос из другого конца комнаты. Напрягая мышцы, Рейлис кое-как перекатилась на бок и подняла вверх мутноватый взгляд слезящихся глаз.
Лежала она, как оказалось, головой на мужской ляжке. Её обладатель сидел, привалившись спиной к стене и запрокинув голову. Можно было бы подумать, что он спит, если бы у него в ребрах, прям под массивной золотой цепью, не торчала стрела, а рубашка под ней не была мокрой и черной от крови.
— Не так? — переспросил Гвоздь. Он не спеша покрутил языком во рту, пока не набрал достаточно слюны, потом сплюнул на пол, — И это всё, что ты можешь сказать? “Что-то пошло не так”?
Рейлис повернула голову в другую сторону, пытаясь сморгнуть с глаз пелену слёз. Избавиться от пелены, что заволакивала сознание и пульсировала красноватой болью где-то у переносицы, было куда сложнее. Что здесь, демон возьми, происходит?
— Я только прицелился, — объяснял тот, кого, очевидно, заслуженно звали Толстым. Его арбалет валялся на полу неподалёку, и Гвоздь бросил на него мрачный взгляд, словно это он был во всем виноват, — Он тоже проснулся и брыкаться начал, мычать, я только шугануть хотел, и, просто, понимаешь, палец соскользнул, вот я его и… того… случайно…
— Жирного жрать меньше надо, тогда и пальцы скользить не будут, — подал голос кто-то третий, почёсывающий чёрную щетину на щеках.
— Да уж, — хмыкнул Гвоздь, — Посмотреть, как вы тут напортачили, так это просто чудо, что вы и друг дружку не поубивали заодно.
— Было бы неплохо, — проворчал бородатый, неприязненно глядя на горе-арбалетчика.
— Не поспоришь, — Гвоздь опустился на корточки перед хнычущим толстяком, — Знаешь, Толстый, в другой раз я бы сейчас сказал Зелёному вскрыть тебе глотку да набрать ведро крови – потому что она нам всё равно понадобится, чтобы запачкать койку, куда мы этого жмура скинем, а от тебя так хоть какая-то польза будет.
Губы толстяка смешно задрожали, разъезжаясь в стороны.
—  Мужики, да вы чего, я…
— На твоё счастье, — продолжил Гвоздь, — Нам на сегодня уже хватит возни с двумя трупами, а тебя, тупой ты боров, ещё и хер куда оттащишь, как копыта откинешь, — он снова поднялся на ноги с тихим “ыыть”, — Так что, Зелёный, сгоняй найди собаку, аль сиротку там какую – кто первый подвернётся. Красавчик, Толстый – соорудите носилки какие, чтоб нобелька не на руках тащить, и за девкой смотрите. Цепанём на неё арбалет твой, и сойдёт. Но если выкинешь ещё какую херню – я уж потружусь и ты вместе с ней к утру в канаве лежать будешь, понял?
— Понял, — толстяк закивал головой так активно, что щёки у него затряслись, как костяное желе.
— Гвоздь, а где эти, контракты, которые при ушастой должны быть?
— У Танцора они. Я к нему, Хлыст на стрёме. Всё ясно?
В ответ согласно замычали.
— Ну и хорошо. А теперь в темпе, ребята, в темпе, до рассвета нужно всё успеть.

Мужчины начали расходиться, и пока двое оставшихся обсуждали, где им раздобыть ткань и палки, Рейлис пыталась хоть как-то осмыслить услышанное. Это же всё какая-то ошибка, да? Что она здесь делает? Её приняли за кого-то другого?
“Ага, лапуля, так и есть! Давай им это сейчас расскажем, и эти славные ребята вместе посмеются, и конечно же тебя отпустят, похлопав по плечу”
Рей сдавленно втянула спёртый воздух. Она не знала, что сделала не так, не помнила, как тут очутилась, но ей совершенно не нравились перспективы окончания вечера, проскальзывающие в словах этих рыцарей большой дороги. Очень, очень не нравились.
— А хорошенькая она для эльфки-то, да? — бросил тот, кто, методом исключения, звался Красавчиком. Кто бы ни дал ему эту кличку, был, должно быть, большим шутником, поскольку парень был ужасно уродливым, с какой стороны ни посмотри, — Жаль просто так резать. Было б побольше времени…
— А те чё, больше пяти минут надо? — тихо захрюкал Толстый, — Я за парусиной, видел тут старую.
— Захлопнись, — лениво огрызнулся Красавчик, опускаясь рядом с эльфкой и рывком за плечо поднимая её на колени, чтобы получше разглядеть, — А может, правда успеем, а? Как думаешь, красотка?
Его вторая рука скользнула ей под распахнутую куртку. Рей опустила глаза. Не потому что не могла выносить его взгляда – а потому что её куда больше заинтересовал висящий у него на груди колющий клинок, больше похожий на длинное шило, чем на нож, трёхгранный, с почти не заточенными рёбрами.
— Что мне в вас, ушастеньких, нравится, так это…
Он не договорил, потому что льющаяся изо рта похабь резко превратилась в бульканье, когда выхваченный из нагрудных ножен телекинезом клинок вдруг воткнулся ему прямо в горло. Мужик захрипел, и Рейлис зло толкнула его плечом, отпихивая от себя. Завалившись на спину, он, ещё живой, вскинул руки и зачем-то вытащил нож из горла; из раны тут же фонтаном хлынула горячая, тёмная кровь.
Хорошо. Очень хорошо, потому что за углом как раз послышались шаги возвращающегося толстяка.
— Ты знаешь, я тут поду… что за…
Едва он появился в проёме арки, как магичка резко повернулась к нему, скрючивая пальцы связанным рук, цепляясь за разлитую силу, и лицо толстяка вдруг резко сделалось багровым, а вмиг налившиеся кровью глаза чуть не полезли из орбит – то разрывались, закипая, сосуды в его голове, а свежепущенная кровь его товарища шипела и испарялась, обращаясь в запретную магию. Неудачливый стрелок засипел и рухнул навзничь, роняя свёрток грязной тани.
“Долбоёбы”
Рейлис поморщилась. Обычно она предпочитала другую магию, но со связанными руками особо не поколдуешь, а ей нельзя было допустить, чтобы Толстый успел завопить – на прибежавших на подмогу дружков её могло уже не хватить.
Но малефикарка не любила оставлять следов, и, дёрнувшись, послала в сторону упавшего арбалетчика огненный шар; хотя, вернее сказать, шарик, мелкий и хилый. В бою атака была бы жалкая, но сейчас его вполне хватило, чтобы магический огонь начал оплавлять его лицо. По подвалу распространился запах обугленной кожи, а потом, странно-аппетитный, жарящихся жира и мяса. Кто бы толстяка ни обнаружил, пусть решат, что умер он от фаербола в лицо, а не от магии крови.

Удовлетворившись результатом, блондинка выдохнула и снова нашарила взглядом кинжал, выпавший из руки затихшего Красавчика. Не лучший вариант, но выбирать не приходилось, и чародейка снова подтянула его к себе усилием воли. Кое-как изворачиваясь, чтобы хотя бы видеть свои руки, попыталась перерезать стянувшую их верёвку, но трёхгранное шило паршиво для этого подходило; а мана жглась, а время утекало… Пошевелив пальцами, Рейлис попыталась верёвку немного поджечь, чтобы та не вспыхнула, а лишь начала тлеть.
Полностью сосредоточенная на этом хитром деле, требующем куда больше маны и концентрации, чем того хотелось, она и не услышала, как у входа раздались другие тихие шаги, и когда приметила краем глаза возникшие в проёме силуэты, приглушённо-испуганно вскрикнула и выронила удерживаемый магией нож.