Лес казался мрачным. Да и ночь, возобладавшая правом на небо, уже клонилась к полуночи. Тусклый свет, вылезший из-за ветвей орешника, уловил двоих, что, отдуваясь, тащили мешок через чащу. Что они делали здесь и почему, поначалу сложно было сказать...

Двое мужчин кряжистого вида грузно ухнули, наконец опуская мешок на землю. Наконец, думая, что оттащили свою ношу достаточно далеко от деревни. Одного из них звали Уильям, того, что потяжелее. Уильям был вида весьма страхолюдного, Создатель явно не стремился одарить красотой, оставив на лице селянина глубокие рытвины, а на голове - лысину. Уильям медленно вытер пот – эльфийка в мешке все же была не невесомая, ясное дело, да еще и пыталась сопротивляться (да шут с ней, все одно обратно не вернется, а если вернется, пусть на себя пеняет!). Неприятно ухмыльнувшись, Уилл распрямился, потирая спину, и бросил короткий взгляд на своего подельника. Дело было черное; но обоим с того было абсолютно плевать. Ведь старосту уморили. И никто иной, как целительница, недавно прибившаяся, чтоб ей пусто было. Он и так на ладан дышал, а гадина так-таки его убила совсем. А без старосты деревне беда, очень уж справедливый и умный мужик был. Знал все о местных растениях и много о картошке знал.

Куда там чванливой городской магичке! Кстати говоря, которую невзлюбили всем селом. Потому что говорила много мудреных слов и не чуралась пускать их в ход, когда нужно и когда необходимости не было. А еще она была магичкой, конечно, как же про это забыть. Им не особо кто доверял, особенно тем, что из башни сбежали. И пусть кто хочет говорит, что маги честные и вообще хорошие люди… правда, в случае с этой магичкой слово «люди» потреблять не совсем, как говорится, уместно…

- Вот скотина же эта остроухая! Истинная тварь. Всегда думал, что от них одни проблемы, - Уилл пнул мешок ногой. – Тед, верно же говорю? – Названный Тедом зло втянул носом воздух. Видно было, что смерть старосты его расстроила не меньше, чем Уильяма.
- Верно, - кратко отозвался Тед.
- Вот и оставим ее здесь. Выберется – звери сожрут. Не выберется – так сдохнет. Возвращаемся, делать больше нечего. Если только закопать? – Уильям усмехнулся все же.
Тед покачал головой. Он был крайне неразговорчив, как сыч, угрюмый вечно.
- Да пусть мучается, - вставил свои два золотых он.
На том и порешили.
Велава – а именно она была в мешке - застонала от боли.

***

Что было до того – Велава помнит смутно, до того, как ее захомутали веревкой и бросили в мешок, как брюкву осенью. В мешке неудобно; мешок не дает дышать, но маг она или не маг, все-таки?.. Едва ли все эти люди по незнанью своему думали, что эльфийка не выберется из мешка, а эльфийке… ну, ей было крайне отвратительно в мешке, на самом деле, вот и надо было выбираться. Если бы ее до этого на пятачке земли перед старостиным домом не избили до того сильно, и она не стонала сейчас от боли и из-за негодования. Она не хочет вернуться. И, возможно, даже не сможет. С ее ранами она долго не протянет, а себя лечить она умеет из рук вон. Разве что, мешок подпалить может, но на том дело и закончится.
Надежда теплилась в душе Велавы, возможно, напрасная. Поорать бы изо всех сил – может, кто и найдет ее из селян, что сюда заходят. Но вот беда, откуда Веле было знать, что сюда никто не заходил… кроме, пожалуй, долийцев.

- Помоги-ите! – заорала Велава, все еще на что-то надеясь. Едва ли она знала, что кто-то поблизости все-таки был.
Возясь в мешке, она все пыталась освободиться от проклятущей веревки, но не тут-то было. Веревка крутилась, вертелась, перетягивала руки. Бесполезное занятие, по-видимому. Но Велаве так не казалось. Накопив на пальцах немного магии, она принялась прожигать веревку – осторожно, исподволь.
- Помогите! – Надрывалась Велава, прислушиваясь к тому, что было вокруг. Она не знала даже, какое время дня сейчас, спасибо мешку. Судя по тишине и редким звукам ночных птиц, царила полноправная ночь.

Велава сорвала голос быстро. На ее крики о помощи никто не приходил, она не имела представления, где оказалась; она уже было отчаялась, пока не была услышана. Кем?! Мешок резко рванули, хост полоснул меч, и вот оно…

Долиец?! Первое, что бросилось в глаза – письмо на крови, хотя Вела не знала предназначение узоров. Вела отвела взгляд быстро, подавая незнакомцу руки.

— Я?.. - немного растерялась Велава; еще бы, не каждый раз оказываешься освобожденной из плотного мешка случайным долийцем. – Меня зовут Велава. Я травница, живу в деревне … если вкратце. Жила, вернее. Спасибо, в любом случае.

Чародейка – вернее, бывшая, - воззрилась на спасителей во все глаза. Волк и эльф с валласлином (так, кажется, оно правильно говорится?). Странно и непонятно. Может быть, и вовсе эта парочка ее немедленно ограбит? У Велавы волосы зашевелились на голове. Невольно. Но грабить у нее было нечего, разве что, несколько связок лечебных трав и сухая лепешка.

Долийцы… Вела мало знала о них. Разве что, самое поверхностное.

Велу пугали рассказами о долийцах, если говорить честно, без обиняков. Бродяги, странный народ; бродяги, в первую очередь, а от бродяг хорошего не жди. А видели их редко, и сама Вела не сталкивалась с кланами тесно. Лес для нее был чем-то диким и опасным, неизведанным и непременно злым, враждебным; стихией ее были полки книг, ломящиеся под весом древних фолиантов. Вела не могла вспомнить, сколько лет прошло. И сколько еще пройдет, прежде чем она вернется в Башню. Свобода – звучит притягательно. Звучит гордо. Но некоторым это слово набивает оскомину, и легче спрятаться в своем, никому не ведомом, мирке пыли и магии. Ее никто не ждет, ни один разнесчастный человечишко ее не ждет в башне. В Кинлохе нет Андерса. В Кинлохе нет никого, кому бы она верила, и кто бы не мог ее подсидеть, ее, чародейку с некоторыми амбициями… Создатель. Куда ее теперь несут ноги, когда в мире стало спокойнее?.. Но нет. Спокойнее не стало. Вела помнит Его, Ужасного Волка, в собственных снах. Неужели он всерьез думает, что ей интересно замшелое наследие так называемого «народа»?.. Нет, абсолютный нонсенс. Она не знает, что это за Волк и какие у него цели. Она не знает, одна она так отличилась, что в ее голове разговаривают боги, или у нее просто-напросто поплыла крыша?! Вела ни с кем не говорила на этот счет. Не считала личным, а напротив, полнейшей белибердой, мусором. Ей не нужны были опасные бродяги и их мир, за который они так отчаянно боролись, чуждые ей традиции. Она привыкла жить среди людей, пользоваться всеми благами их общества, она старалась с детства походить на них. Когда она была ребенком, ей думалось, что лучше ей было родиться человеческой девчонкой. Ей претили ее острые уши. Хорошо еще, что в деревне, в которой она родилась, к эльфам относились без сильных предубеждений, поэтому детство ее прошло сносно. В башне на нее пальцем не показывали, эльфы были равноправными чародеями, та же склочная бабища Леора была достаточно уважаема – хотя, скорее, из-за нежелания ввязываться в склоки. Или просто потому, что была на своем месте. Никто не возражал. Так сказал Ирвинг, а для подавляющего большинства магов справедливый старик был эталоном мага, и к словам его относились с почтением. В частности, простая чародейка вроде нее относилась именно так.

Да, кстати, говорить о том, что она магесса, крайне не стоило. Вела не была точно уверена, что знает, как лесные эльфы относятся к магии. Не доводилось узнавать. Было много вопросов, но задавать их напрямую спасителю было бы как минимум странно. Да и к чему бы.