Большие города почти всегда означали продолжительные и прибыльные остановки для «Карнавала»: если удавалось заручиться поддержкой какого-нибудь в должной степени толстосумного любителя отличных шоу, можно было даже не разбивать шатер за городом или хотя бы чуть меньше толковать долгие разговоры с представителями городских властей — в отличие от тех же торговцев циркачи редко позволяли городу приобретать, так что и налогов за остановки с них драли как со стада сидоровых коз. «Карнавал Тысячи Чудес», по скромному мнению всех участников труппы, был, разумеется, самым лучшим сборищем артистов на всем белом свете, но за пределы кибиток эта слава распространялась не слишком охотно. В этом был и плюс, учитывая, что компания за столько лет собралась самая разношерстная, и хотя в душу никто никому не снимая грязных сапог не лез, маршрут их так или иначе корректировался, и «Карнавал» старательно избегал как точечных мест, так и целых стран. В этом был и минус. Любой, чья жизнь связана с искусством хотя бы на кончик вздыбленных в предвкушении оваций пушковых волос на шее, знал, что артиста (во всем широком понимании этого слова), делает его имя: узнаваемость была способна открыть многие двери, закрыть нежной ладошкой глаза на многие вещи, ну и, быть может, была бы способна унять бубнеж Тибериуса, когда он, считая себе под нос, пытался удержать цирк на неустойчивой финансовой стропе.

Матео любил стропы и ходил он по ней ловко, как кошка. По денежной — в том числе, Виридо приложил достаточно труда, чтобы научить его не тратиться на всякую ерунду и откладывать хотя бы часть из дохода от выступлений. Ерунда в понимании Матео была понятием очень гибким и очень растяжимым. Разве украшения были ерундой, если они так восхитительно переливаются в лучах ласкового летнего солнца? Разве были ерундой кусок душистого лавандового мыла, прохлада расписного антивианского кафеля и тишина утренних саун, куда он сбегал сразу к открытию, когда там наверняка не было посетителей и никто не стал бы глазеть на затейливый изгиб его рогов? Пусть бы и глазели — юноше не было жалко. Но очередным парадоксом его жизни, о котором стоило бы хорошенько задуматься, если бы Матео вообще был склонен всерьез задумываться хотя бы о чем-нибудь, было то, что под легкой и ловкой кистью Тибо в образе гибкого демонического циркача васгот нравился людям гораздо больше, чем чистый, бритый и со своим самым обыкновенным лицом.

С блаженным вздохом Матео скользнул ниже по скользкой плитке, позволяя горячей воде обнять плечи и смыть облака душистой мыльной пены. Все последующие ворчания о том, что он опять улизнул от своей обязанности позаботиться о лошадях, определенно меркли перед этим восхитительным чувством чистоты и расслабленности. У Варена все равно получалось лучше; по правде сказать, практически с одними только лошадьми у него складно беседовать и выходило, эльф был не шибко разговорчив и только махнул рукой, когда Матео ещё до рассвета поскребся к нему в кибитку с максимально заискивающим выражением лица. Другой работы все равно не было — еще как минимум несколько дней, а то и всю неделю, «Карнавал» был вынужден простаивать в пригороде, Густав рассчитывал на более щедрых зрителей, и они вместе с Виридо целыми днями проводили в городе, оставив труппу скучать и приводить декорации и костюмы в порядок. Эсмеральда только тоненько и звонко хихикала и заявляла, что эти двое просто от всех устали и хотят побыть вдвоем — так и стоит ли их торопить? К тому же, имущество у «Карнавала» было конечным и никогда не поздно сходить на разведку в город самостоятельно. Прямого запрета на это никто не давал.

— А если не запрещено, пусть даже и мелким шрифтом, — подмигивала она, кокетливо пропуская сквозь пальцы густые темные волосы, — значит чудеса надо притягивать к себе обязательно.

Антива-сити и правда вполне подходил под статус «место для приятных романтических приключений» — Матео находил такие с завидной периодичностью (пожалуй, чаще него приключений на задницу сыскивал разве что Фернандо да доискался, так что весь «Карнавал» разом вычеркнул факира из списков на приятное времяпровождение), и в этот раз тоже не собирался держать сердце под семью замками, а штаны — высоко подтянутыми.

— Эй, Матео.

Он лениво прищурился и выхватил сквозь густые облака пара ладные девичьи ножки. Если двери открывала не слава, то доброта, умение видеть в людях лучшее и помощь без прямой огласки оплаты: сами все предложат и сами все дадут. Вот и сейчас — подсобил девице из борделя при банях ловкостью рук, отсутствием мошенничества и умением добывать деньги нетривиальными способами, и она из благодарности уже второй раз за неделю пускала его помыться раньше, чем купальнях зазвучат голоса первых посетителей. Он поманил пальцем — хорошенькие пятки зашлепали совсем близко, и вода мягко колыхнулась, когда приятная тяжесть чужого тела рухнула прямиком ему на ноги.

— Хозяин скоро придёт, тебе пора уходить.

— Как жалко, — пальцы мягко скользнули вдоль позвоночника, девушка томно вздохнула и прогнулась в пояснице, убегая от ласки рук, и Матео шумно выдохнул вслед за бесстыдным движением бедер, — и что же, у нас совсем-совсем нет времени, пока он сюда дохромает?

— Только если пара минут.

***

Взяв твердое обещание, что если кто-то будет обижать его новую добрую подружку, она смело может угрожать этому кому-то фигурой Матео столько, сколько душеньке будет угодно, васгот вынырнул в утреннюю улицу через заднюю дверь и бодрым шагом направился к набережной. Прозрачное персиковое небо неумолимо светлело и пенилось от стремительного бега перистых облаков — солнце резало пространство косыми лучами как лимонный щербет. Возвращаться обратно категорически не хотелось. А еще он пообещал Эсмеральде принести из своей вылазки что-нибудь хорошенькое и блестящее в обмен на её молчание, а если уж дал красивой девушке обещание, его надо было исполнять кровь из носу.

Ну и кроме всего прочего деятельная душа требовала непременно найти себе какое-нибудь занятие, ну или хотя бы мало-мальское приключение. Матео нравилось помогать. И даже не потому, что после этого можно было приятно пахнуть и провести время в хорошей компании — это был вежливый реверанс судьбы, мол merci, cher Mateo, le bien ne reste pas impuni — детство в борделе благословило его легким отношением к телесности и её радостям. Это было делом принципа. Можно даже сказать, призванием. А без призвания даже самой жалкой букашке на свете жизнь не мила.

Для «Карнавала» деятельная натура акробата тоже частенько открывала двери в самых неожиданных местах, потому что доброту всегда помнили, а таким очаровательным глазам, как у него, было трудно отказывать. Густав точно не будет против, если Матео расширит круг знакомств своими силами. Они уже бывали в Антиве, не раз, но никогда не пытались прыгнуть выше головы. Но все бывает впервые. И кем был бы Тео, если бы просто сидел в стороне, сложив руки на острых коленках, болтал ножкой и стонал от скуки, как это делала крошка Эсме?

А ты иди и смотри, сердцем огромным разбуди этот мир — и он проснется влюбленным — Густав любил это повторять, а он был мастером находить ключи к чужим сердцам. А еще говорил, что чудо есть для всех и во всём мире, и что для него нет ни пределов, ни границ, но главные чудеса, конечно, находятся у каждого в сердце, и священный долг «Карнавала» — помочь всем остальным их хорошенечко разглядеть. Матео взлохматил пальцами еще влажные волосы и улыбнулся самому себе. Три четыре пять, иду искать — и кто не спрятался, тот сам виноват, от добровольно-принудительного добра еще никто не уходил несчастным.

В это время на набережной было немноголюдно — легкий утренний бриз подгонял волны, вода радостно переливалась и облизывала мощёную кладку. В порту в это время наверняка уже кипела работа — рыболовы и торговцы не знали такого чудесного слова, как «отдых», но в этой части города тишину разбивали лишь хохочущие оклики чаек. Лениво и чинно степенно прогуливалась пожилая пара, при виде Матео как-то уж совсем по-совиному подслеповато захлопавшие глазами и заохавшие «какая мол срамота, разгуливают как будто медом намазано, совсем у этих наемников нет ни совести, ни чести, портить такой чудесный утренний пейзаж своими мордами», да вдалеке, шагов за сто, плыл возле совсем хрупкого с такого расстояния мольберта пузырь воздушных юбок. Матео шумно вздохнул и придирчиво отряхнул небрежно накинутый на плечи расшитый плащ. Он слышал, что такие как он, у которых наличие рогов не означало гарантированного приложения к ним исповедания Кун, по большей части, были горазд рубить бошки в капусту и иметь на этом неплохие деньги, но разве он был похож на рубаку? Слишком тонкий и, определенно, слишком красивый для такой грязной работы.

— Чудесного вам утра, господа, — отвесил он шутливый поклон, ветер подхватил плащ и придал этому жесту должную театральность, и под старческие охи и вздохи, внутри тепло посмеиваясь, оставил пару за спиной с их предубеждениями по поводу соответствия внешних данных внутреннему содержанию. Стоило бы застегнуться на пару пуговиц. Совсем не хотелось бы, чтобы бриз стащил плащ прямиком в воду — морская соль могла быть очень немилосердна к тканям и шитью, а лишиться любимой вещи из-за капризов моря и его постоянного спутника — веселого ветра — было бы очень печально.

Впереди звонко вскрикнули — обладательнице прелестных юбок вот совсем не повезло. Бриз заигрался с её волосами и стащил с головы соломенную шляпку, перекрутил её в воздухе и стремительно понес вперед. Удерживая одной рукой плащ, Матео в несколько широких шагов преодолел расстояние и, подпрыгнув, ловко подцепил пропажу. Вот и первое маленькое хорошее дело за сегодняшний день — личный счет можно было считать открытым.

— Хорошенькая леди в беде — а я и тут как тут, — мурлыкающим тоном вместо приветствия с легким поклоном произнес васгот и протянул шляпку владелице. Леди действительно была хорошенькая, с волнительно сияющими глазами, раскрасневшаяся от волнения, — Матео, спаситель шляпок и не только шляпок, к вашим услугам.

Очередной порыв ветра взбил темные кудри, и он невольно засмотрелся, не сильно стараясь сдержать расплывающуюся светлую улыбку. Le bien ne reste pas impuni — если за такую помощь полагались последствия, Матео был готов принять их с полна. Ткань дорогая, ручки холеные и явно не знают тяжелого труда — кожа под пальцами казалась почти бархатной, когда васгот поймал маленькую ладонь пальцами и вежливо почти невесомо оставил на тыльной её стороне поцелуй. Это вполне тянуло если не на полезное, то на очень приятное знакомство.

— А еще я могу стать Матео бесконечно восторженным, если красавица осчастливит меня своим именем. Если, конечно, вы не сбежавшая принцесса, и это не страшная тайна, за которую мне непременно отрубят голову. Вы же не принцесса? Никогда не видел принцесс, но увидев вас, готов сделать ставку, что угадал.

Отредактировано Матео (2022-08-31 23:06:48)

У хорошенькой леди было имя как у котёнка — по крайней мере при сочетании кокетливого «ки-ки» у Матео перед глазами вставало что-то маленькое, пушистое с острыми коготками и трогательно-розовыми подушечками бархатных лапок. Спорно, конечно, почему с таким ассоциативным рядом прибившаяся к «Карнавалу» кошка получила витиеватое имя Актиндия, но справедливости ради звонкое и короткое Тимми звучало гораздо чаще полного имени, и оба варианта кошка встречала с одинаковым равнодушным презрением. Матео часто заморгал, отгоняя подальше чужие хвосты, и сосредоточился весь на одном конкретном котеночке, в окружении пышных юбок больше похожем на воздушное и сладкое безе на ножках.

— Кики, какое чудесное имя, я обязательно запомню, — почти промурлыкал он на кошачьей улыбке и вежливо, пусть и не без внутреннего вздоха, отступил на пол шага назад, чтобы ненароком не наступить красавице на подол или не напугать. Ручки у художницы были приятными, а Матео, как ценитель всего красивого, где-то даже роскошного, находил весь смысл своей жизни в погоне и прикосновениях к прекрасному. — Вы улыбаетесь — это уже достаточная награда за такую пустяковую в сущности помощь. Но все же, порекомендовал бы вам в следующий раз использовать шпильки, если не планируете подарить шляпку морю на память. У меня с собой даже была парочка, вот, — он залез рукой во внутренний карман плаща, не забыв продемонстрировать его восхитительную расшитую звездами подкладку и таинственные даже в утреннем свете переливы бисерной крошки, и вытащил на свет две с виду простенькие заколки с рассыпанными по ним прозрачными стеклышками. Любой артист всегда должен быть ко всему готов, а шпильки, в общем-то были даже не его, а Эсмеральды, но, пожалуй, она не сильно обидится, если он прикупит ей на замену поновее и посимпатичнее, что-нибудь, так же похожее на маленькие звезды на острой шпажке. — Отказов не принимается, это подарок. Ветер к обеду стихнет, но ваш гардероб до этого времени может не продержаться.

Улыбка дрогнула и самую малость увяла — Кики наверняка не хотела его обидеть, но слово «соплеменники», почти неуловимо задело в Матео что-то, что он сам старательно и методично (что было не свойственно ему в иных сферах совершенно, а поэтому эту старательность он сам всеми силами игнорировал) загонял в себе пинками подальше, туда, где не видно, но оно все равно вылезало и ранило, пусть всю свою жизнь Матео делал вид, что это не так. Под заботливым крылом Соера и под защитой добродушного ворчания Тибо легко было забыть, что весь остальной мир совсем не похож на уютный кукольный домик «Карнавала», где все твои особенности принимали как само собой разумеющееся и никогда не акцентировали на них внимание — ты был собой целиком и полностью, в первую очередь человеком, а уж потом — большим или маленьким, с рогами ли, острыми ушами или ещё какой оказией. Внешнему миру, по крайней мере тому, который не пробирался в зрительный зал, чтобы восхищенно вздыхать «Ух ты!», постоянно приходилось делать милосердную скидку и заочно прощать жестокое в своей почти детской непосредственности любопытство. На хорошеньких леди, в прочем, Матео привычки не имел обижаться вообще. А особенно на тех из них, чей интерес не был продиктован брезгливостью, на тех, кто был способен видеть красивое. А художники, такая беда, только на том и специализировались, что пытались запечатать ускользающий миг красоты.

Матео с максимальной галантностью подставил Кики локоть, вздохнув, что сегодня не нацепил на рога каких-нибудь даже простеньких цепочек, и позволил утянуть себя в сторону мольберта. Без всех своих цацок, как их называл Отто, юноша чувствовал себя почти голым, и поклоны получались как минимум в половину не такими эффектными.

— Ах, рога меня и выдали, вы меня раскусили! Если принцесса желает развлечь себя историей, кто я такой, чтобы отказывать. К тому же, мои «соплеменники» как раз рогов совсем не имеют, разве что только не захотят приделать их к прическе намеренно. Но зачем, с моими все равно тягаться бессмысленно, таких красивых не получится и вовек. По меньшей мере я украл у неба толику вашего внимания, а с нерукотворной красотой сражения всегда самые отчаянные.

Не без любопытства он заглянул за холст, вставая за спиной у усаживающейся поудобнее Кики — с такими юбками, наверное, житья совсем нет, но как модник Матео уважал эту жертву всем сердцем — и изобразил кивок знатока. В картинах Матео, если уж совсем честно, понимал не очень, меряя их категориями «похоже на оригинал» и «красиво», если оригинал отвечал последнему требованию. Утреннее небо было действительно прелестное, солнце резало прозрачный воздух лучами, окрашивая его в переливы розового и голубого, с уже утихающим, но еще заметным нежным персиковым у самого горизонта. Пожалуй, если бы не набегающие волны, на застывшем стекле воды смотрелось бы ещё лучше, но кто был такой Матео, чтобы предлагать что-то природе, в самой сути которой было ускользающее неуловимое совершенство.

— Я сяду вон там, вы не против? Не хочу мешать вам или давать прохожим подумать, что я решил разбавить чудесное утро удачной кражей хорошенькой девицы, — он хихикнул, тоже незамысловато изобразив в воздухе пальцем восходящую спираль, ссылаясь на рога и репутацию, которую эти рога могли создать вперед своего обладателя, отошел за пару шагов и умостился с ногами на парапете. Там он, разумеется, наверняка частично загораживал Кики обзор, недостаточно, чтобы серьезно помешать, но наверняка оставаясь в поле её внимания, чего хотелось. — Вы, наверное, выросли тут, я прав? Любовь к городу вскармливается с молоком матери, Антива действительно прекрасна, но в безразмерной любви ей признаются исключительно антивианцы. В моих путешествиях я всегда встречал одну и ту же картину: от самых маленьких сел до белокаменных городов, каждый хвалит место, где он был счастлив и где это счастье находит даже в таких мелочах, как утреннее небо. А что до меня... хм, попробуете угадать?

Матео склонил голову, купаясь в лучах косого утреннего солнца, и довольно прищурился. Ему в, целом, было даже не сильно интересно, попадет ли Кики с первой попытки, больше Матео волновало, какое впечатление он создает. Поэтому и мучить новую хорошенькую знакомую долго не стал.

— Никто и кто угодно в одночасье. Актер, если быть уж точным — акробат, и буду достаточно смелым, чтобы утверждать, что лучше акробатов, милая Кики, вы в жизни своей не видели, если когда-нибудь были в цирке. Если и были, наверняка не в таком примечательном, как наш. Если хоть раз попали на представление «Карнавала Тысячи Чудес», можно и умирать спокойно, вот что я вам скажу. По крайней мере, это лучшее, что случалось со мной за всю жизнь. Мы тут проездом, может и прибыльно, если Соеру получится договориться, а если нет — поедем дальше, нести радость и счастье. Было бы славно задержаться, в Антиве... много чистой красоты, — он мягко улыбнулся больше выглядывающей ноге Кики, чем ей самой (из-за мольберта её было почти совсем и не видно, но он бы с удовольствием посмотрел на её лицо, как мягкую линию щек нежно трогает ласковый и свежий румянец). — Я бы с удовольствием вас пригласил. Но пока работы нет, я нахожу себе её сам, вот хотя бы помогаю очаровательным девушкам ловить их убегающие шляпки, а если хотя бы у одного человека в этом городе появится лишний повод для улыбки, пусть и не тысяча и одна, а всего одна, значит Антива уже стала лучше, чем была вчера. Сегодня мне очень повезло встретить вас. Часто тут бываете? Я бы вам еще улыбок подарил, так, на всякий случай, вдруг вы уедите или уедем мы, и Антива обеднеет на эту тысячу. По крайней мере та, что не останется на картине. Где вы учились? Славно выходит, я бы так никогда не смог.

Отредактировано Матео (2022-12-04 05:23:06)