Повозка тряслась и подпрыгивала на каменистой дороге Антивы. Правил крытым фургончиком Карашок, с которым рядом сидел Абан и потягивал из бурдюка отобранное у каких-то дорожных разбойников вино. Судя по тому, что повар постоянно причмокивал и хвалил яркий вкус чернослива, разбойники отобрали это вино где-то ещё. Карашок несколько раз просил Абана перестать так делать и толстяк пытался, искренне пытался это прекратить, но тяга ко вкусу и уже пара выпитых бутылок заставляли его издавать звуки дальше и дальше. Карашок тихо матерился и ожесточённее щёлкал поводьями, подгоняя двух белых лошадей. Они возвращались к остальной части Вало-Кас, к передовой. Повозка была наполнена закупленными в тылу подешевле товарами и некоторым количеством заработанных на контрактах денег. А кроме того там, под плотным кожаным навесом, лежал Каарис. И без того излишне бледный, сейчас его кожа больше напоминала по цвету кипель, но вот его свежести явно не хватало. Впалые щёки, будто бы оголяющие скулы, кроваво-красная сетка сосудов на глазах, растрёпанные и спутавшиеся волосы. Высохшие кисти рук, кожа, стягивающая оставшиеся от лучших времён, но всё ещё довольно крепкие мышцы. И кашель, свистящий, хриплый, от которого зубы покрывались тонким красным слоем. Каарис лежал, откинувшись на мешок с тканями, на полу телеги и всю дорогу либо понемногу поигрывал на своей лютне, либо пытался закурить, но бросал, делая две-три затяжки из трубки - внутри всё начинало будто разрываться на куски. Петь он больше даже не пытался. С наступлением темноты поэт перестал делать даже это, лишь молча смотрел на уходящую дорогу. В какой-то момент Каарис молча вытащил небольшой не то кулон, не то подвеску с серебристым ушком, от которого тянулась длинная цепочка. Серебристое ушко к тому же было ещё и крышкой — кулон был сосудом. А внутри — тот непрощающий настой, благодаря которому Каарис получил три рваных шрама на лицо невероятно занятной ночью. Тогда в луже собственной крови, натекшей из ран от демона, его нашла Като и, со свойственной ей горячностью заставила вылить всё в песок на тренировочной площадке старой базы Вало-Кас. Каарис вылил, да не всё: в этом пузырьке он сохранил немного "Экстракта Тени". Он всё ещё не был уверен, попадут ли туда не-саирабазы, но то, что любой "маг" отправится в Тень от пары капель было гарантированно.
Глаза-за-сеткой смотрели на этот пузырёк добрых полчаса, пока дорога не стала относительно ровной: похоже, Карашок встал в колею и они шли по какому-то тракту. Ни слова не говоря, Кас-Васгот вытащил пробку, заткнул и без того узкое горлышко большим пальцем, оставляя маленький зазор и отправил три капли под язык, после чего быстро закрыл "кулон" и убрал его за пояс. Долго ждать не придётся. Издав привычный хриплый кашель, после которого в лёгких будто пропадала вся влага, он прикрыл глаза, слушая крепкую ругань Карашока на окончательно доставшего его Абана.

Боли не было.
Каарис медленно шёл по мощённой булыжником дороге, уводящей из высокого леса. Хотя назвать булыжниками то, чего касалась подошва сапог было сложно - когда васгот давил всем весом, делая шаг, то они проминались, словно это были не камни, а лесной перегной. Где-то высоко над ним, за золотыми кронами обсидианово-чёрных деревьев, виднелась ярко сияющий, практически отражающий всё, полумесяц, расположенный своими рогами "вниз" - и будто бы впивающийся ими в далёкое, но явное очертание проглядывающегося чёрного замка, явственно видного даже сквозь непроницаемо-чёрные стволы и ветви. Поэт всё ступал и ступал дальше, не смотря даже под ноги, а оглядываясь по сторонам. Плотный, словно топлёное масло, воздух ложился на открытый торс, руки и лицо. Кожаные поножи, в которых он уснул, казалось, ничего не весили, как и меч, на оружейном поясе. А вот лютня, которую васгот сжимал в левой руке, приятно тянула вниз. Почему-то здесь, по ту сторону Завесы, Каарис всегда оказывался с ней. Мог быть без оружия. Без штанов. Но никогда - без лютни.
Где-то вдалеке что-то напоминало пение птиц, но совершенно безрадостное. Чёрные деревья со своими золотыми листьями, отражающими неизвестно откуда взявшийся свет, не добавляли оптимизма. Мягкий камень под ногами усиливал ощущение неправильности. Или же всё-таки правильности?
Мощёная дорога закончилась так же резко, как и началась, закончившись распутьем с таким количеством дорог, что у Каариса внутри что-то сжалось. Выглядело это словно те же самые лопнувшие сосуды в глазах: пересекали друг друга, уводили в разные стороны, сливались и расходились. И наверняка вели себя в совершенно разные места. А ещё где-то поблизости была ещё одна жизнь. Не дух. Не демон. Не умерший. Именно жизнь. Такое перепутать невозможно.
— Я чувствую тебя, — тихим хриплым баритоном позвал Каарис, не уточняя, что не видит. И не уточняя своего ощущения, что с этим кем-то он будто бы видится не в первый раз.

В целом, Каарис мало чего забывал. Даже спустя многие годы он помнил детали заданий, тех, кого он убил, от чего приходилось лечить. Отлично помнил звук, как что звучит: и сейчас, когда раздался женский голос, васгот узнал его так же легко, будто слышал каждый день. В этом голосе было что-то успокаивающее и одновременно с этим это невероятно настораживало. Обладательница голоса вышла по одной из многих дорог многочисленной сети, будто бы проявившись на религиозной картине: в клубах отсутствующего дыма и плавленого воздуха возник образ хрупко выглядящей эльфийки. Каарис узнал черты лица так же, как и голос. Единственное, чего Кас-Васгот не мог понять, так это когда они виделись. Здесь, в Тени, казалось, что это вообще было в другой жизни — либо её, либо его, либо их обоих. Стояли ли они вместе перед высокими закрытыми воротами или предавали очередного демона забвению? Шли ли они по полю, усеянному костями или же их уводили за собой призраки прошлого, каждого - свой? А, может, он убил её когда-то там, за Завесой, и теперь перед своей смертью встретился с ней?
— Я тебя тоже, — наконец ответил целитель. — Но я не помню, откуда.
В эту же секунду на Каариса будто бы упал тяжелейший груз. Будто, признав своё поражение, он сдался окончательно, и огромные волны усталости, берущиеся откуда-то изнутри, накатили на поэта и целителя банды наёмников-отступников. Из мира, в котором были чёткие чёрные и белые цвета на краях длинной линии судеб он стал однотонно-серым. Почти как кожа косситов. Не уныние. Безразличие. Если умирают так, в одну секунду, быстро, то это было каким-то обманом всей жизни. Уж он-то видел, что такое смерть других: крики, попытки хвататься за оставшиеся секунды, мольбы и проклятия. А здесь?
— Я здесь, вроде как, ищу новый дом, — Каарис взмахнул бледной рукой, обводя неопределённое что-то в Тени. В свете местного "солнца" рука будто просвечивала до кости, обёрнутой чернеющими сосудами. — Знаешь, когда планируешь остановиться лагерем надолго.
Кас-Васгот повернулся к эльфийке и посмотрел на неё. Пугающее ощущение какого-то покоя в моменты, когда Каарис смотрел на неё, всё ещё было на месте. Он не стал подходить ближе первым — не боясь за себя, бояться-то уже было нечего, скорее, чтобы не отпугнуть собеседницу.
— Твоя дорога. — Поэт указал подбородком на тропу, на которой стояла женщина. — Она привела тебя откуда-то из Тени или снаружи? Потому что вон та ведёт в лес с чёрными стволами и золотыми листьями.
Васгот через плечо указал большим пальцем на своё направление, откуда пришёл. И при этом был уверен: если пойти назад, никакого леса там уже не будет. Единственное, что тут будет всегда - этот сраный чёрный замок на горизонте, который даже сейчас виднелся за спиной его собеседницы, болтающийся на горизонте. Омерзительно.
— Я не помню, представлялся ли я раньше, — Каарис потёр правой рукой прикрытый глаз и почувствовал под ладонью три рваных, никогда уже и не будущих стянувшимися, шрамов. — Когда бы это раньше не произошло. На земле плоти меня либо уже звали, либо ещё зовут Каарис. Если сомневаешься, то можешь не говорить мне своё имя.
Васгот посмотрел прямо в серые глаза эльфийки долгим взглядом, полным фаталистического безразличия к тому, что будет дальше. Почти бесцветная радужка, опоясанная по кругу алыми трещинами, будто от множественных ударов по зеркалу. Интересно всё же, зачем она здесь на самом деле? Связано ли это как-то с дикими эльфами?