Расчёт стена полностью оправдался уже на втором десятке минут «переговоров».
В этот раз ушлый деловитый гном, представившийся в первую встречу странным «Щербатый Якин», предложил не просто скупить «найденное» таамом на узких обрывистых дорожках Рваного Берега добро. Якин говорил уверенно и негромко. Как в тот день, когда в лагере он появился впервые. В тот раз к его горлу прижималась пара тяжёлых клинков. А люди, пришедшие с ним, марали землю между палатками густой тёмной кровью. Но и тогда и сейчас гом был совершенно невозмутим.
И улыбался.
Полностью оправдывая своё прозвище.
«Гниль» - весомо заключил стен после того, как недорослик покинул лагерь.
«Гниль. Но еда на скалах не растёт.»
Сегодня в обмен на потребное отряду добро гном пришёл прицениться не барахлом, а услугой. И, поразмыслив немного, стен кивнул хлопотавшему у костра сааребазу…
Арваарад тут же подскочил со своего места, напрягаясь. Слишком поспешно. Слишком заметно. Но, выяснив, в чём дело, только расплылся в довольной улыбке. 
Логика командира была простой: если охрана – а Якин просил отрядить ему на пол дня двух охранников – нужна была недоростку на переговорах о чём-то настолько ж законном, насколько его бизнес с тал-вашотами - с магами, то кому, как не сааребасу, туда идти?
Сааребасу. И тому, кто его охранят.
Пусть сааребасу стен пока ещё не доверял, но в силе его убедился. И в наблюдательности. Безрогий убогий отменно не только творил свою жуткую магию, но и чуял - чужую. Почти любую, начни кто-то из встречных бас ворожить.
А арваарад из всего отряда лучше всех наловчился этих понимать бас. Когда те говорят или, что тут ещё важнее: когда молчат.
Так выбор был сделан.
И, как оказалось, верный.
…
- Прекрати, - негромко бросает сааребас одному из собеседников Якина. Со спины нависая над гномом и перебивая его. Столешница жалобно поскрипывает, когда сизая пятерня упирается в неё тёмными когтями.
- Что? – возмущённо срывается с губ одного из «партнёров» гнома.
Слишком звонко для праведного гнева. И слишком поспешно. Арваарад не меняет позы, но настороженно щурится на обоих. Высокие, смуглые и поджарые. В до неприятного знакомой одежде. Вычурной даже тогда, когда, казалось бы, стоило быть как можно невзрачнее.
- Колдовать, - хмурится сааребас, чувствуя, как волной мурашек соскальзывает по хребту тающая вязь оборванного заклинания.
- Да что ты такое несё..??
- Я – не несу. Я – чую, - старший коссит не даёт тевинтерцу доврать, - я – топил ваши галеосы одним залпом. Чтоб вскипятить твою требуху, мне не нужно ни читать стихи, ни хвататься за сарато-бас. Если придётся - сделаю это быстрее, чем ты добубнишь, что начал. Тебя позвали сюда говорить. Говори. Не более…
«Партнёры» гнома – запинаются. Переглядываются и едва заметно бледнеют. Сейчас, когда морда одного из его рогатых охранников ныряет в купол свечного света достаточно глубоко. Так, чтоб на губах проступили шрамы. Ещё свежие, грубые и однозначные.
Сам Якин тратит пару мгновений на то, чтоб чиркнуть по каждому, включая безрогого громилу, цепким оценивающим взглядом. А затем – смеётся. Негромко, задорно… многозначительно.
- А ну цыц! – бросает он сааребасу, раздуваясь от самодовольства, - не мельтеши над головой! Однако же, господа, безрогий-то мой привирать не станет, ой, не стаанет! И я б вам, этсамае, не советовал пытаться надуть меня да друзей моих, к которым вы – приежжия, обратились за помощью, этсамае… вот этими штуками! Ой н совееетовал бы! Лады? Не мельтеши, сказано тебе!
Сааребасу достаётся тычок в локоть. Едва ощутимый, пусть и выглядящий пренебрежительно-брезгливым.
-  Так вот, этсамае, господа…
Сааребас – послушно выпрямляется. Неторопливо и молча. Небрежно царапая напоследок когтями по рейкам столешницы. На той – остаются тоненькие бороздки. В глазах напротив него – плохо скрытое напряжение.
Хорошо.
Он складывает на груди руки и щурится на магов. Оглядываться на напарника сааребасу нет нужды. Достаточно слышать его дыхание.
Арваарад, всё это время не двигавшийся с места, всё же сам перехватывает его взгляд и довольно скалится. Он – искренне гордится своим сородичем. И не только тем, как вовремя тот одёрнул баз-сааребасов с их чарами.
Экая длинная фраза, на чужом языке и как хорошо построена.
Отлично. Учится. Понимает.
А ещё он лениво следит за гномом. Презирает его беспринципность и одновременно – восхищается изворотливостью.
Недомерок успевает зубоскалить, юлить и прикидываться недалёким, при этом торгуясь, как проклятый, и не уступая ни пол шага. И в то же время – следит, кажется, за всей таверной.
Очень предусмотрительно.
Его кадан пока слишком плохо знаком с языком баз, не разбирает происходящего. И как и всегда – полностью полагается на него, а потому сейчас арваараду надлежит быть внимательным – за двоих. Потому, что они практически в городе бас. Потому, что это «почти» - одна из самых грязных нор в его недрах и собирается в ней самый отъявленный сброд. Потому, что «хартия», которую упоминал щербатый пенёк – это не очередной бесполезный басов документ, а «товар», который потеряли его тевинтерские приятели – живой и не стремящийся без сопротивления возвращаться к хозяевам…
И ещё не менее дюжины этих «почему». Таких же весомых. Таких же непонятных его сааребасу. Его дело сейчас – следить за чужими словами. А за всем прочим – следит сам сааребас…
И тот, замерев серой, мерцающей в полумраке тусклым перламутром статуей, внимательно изучает выбранный Якином для заключения сделки кабак.
Местечко как специально создано именно для такой мрази и её дел. Выцарапанное в толще щербатого пористого камня. Тусклое. Тёмное. Затхлое. Потолок в нём настолько низок, что вот-вот зацепишь рогами. Уродливо-грубая планировка кажется случайной только на первый взгляд. На деле же нелепые изломы стен не дают за раз осмотреть всю забегаловку из одной точки. Без перегородок делят её на клетушки и гроты, забитые посетителями. А ещё – мудрёно отражают раздающиеся в ней звуки. Ломают их, рассеивают и множат так, что в трёх шагах не разобрать, о чём шепчутся рядом над тусклой чадящей сальной свечой. Входов тут – минимум два не считая того, через которые привёл их гном. Наверняка больше, но с их места не разглядеть. Никакого верхнего света, только лампы на столах да широкий низкий очаг.
Ещё и решётки эти…
В потолке.
В стенах.
В полу.
И не из всех из них тянет сквозняком.
Сааребасу любопытно, чем было это место раньше? С самого начала, когда под городом были каменоломни? Или всё-таки оно – моложе Киркволла и вырублено именно для того, чем стало?
В тёмном углу у одной из дверей кто-то вскакивает со стула. Взрывается гневным потоком не связанных друг с другом слов. Ругань, должно быть, но выбор выражений – странный. Почему это должно оскорблять?
Сааребас косится внимательно на то, как приятели ловят скандалиста, усаживают обратно на кривоногий стул. Подливают что-то в пузатую грубую кружку. Не переставая поминать чью-то родню, он нехотя делает несколько глотков. Расслабляется. Замолкает.
Следом расслабляются и все округ, оборвавшие было свои разговоры. Пара десятков глаз одни за другими теряют интерес к так и не разгоревшейся сваре. Несколько рук, уже потянувшихся было к оружию, опускаются…
Не затыкался ни на минуту разве что Якин. Уверенный в своих охране, предложениях и харизме, гном увлечённо дожимает тевинтерцев до одному ему известного предела. И судя по всему – успешно.
Надо б попозже узнать у кадана, что этот баз имел в виду и почему?
Потом.
В лагере.
Когда…
Низкая тяжёлая дверь открывается в очередной раз. Теперь та, что совсем рядом к их столу. Сейчас на звук отвлекается даже «их» гном. Наверное, в подобных местах предусмотрительность не бывает лишней. Даже когда за твоей спиной два бойца из таама самого Аришока…

В зале тут же повисает тишина.
Напряжённая и хрупкая.
Колкая.
Удивительно громкая. И всего на какую-то пару ударов сердца.
В густом и жирном, как бульон, воздухе шелестит откуда-то слева короткий нервный смешок. Не более. Завсегдатаи притона откладывают свои дела, привычно оценивая степень опасности вошедших…
По хмурым вытянувшимся лицам видно, что круторогие чужаки здесь гости нечастые, и чего ждать от столкновения двух их групп местный сброд не знает.
Якин умолкает вместе со всеми, но даже в лице не меняется. Только подхватывает кружку и чуть подается назад. Ровно настолько, чтобы опрокинутый стэном на его стол остроухий беспрепятственно пролетел его до конца и приложился лопатками о стену рядом, сметая на пол плошку с чадящим огарком. И не задел ни гнома ни его выпивки. Под звук глухого удара он скашивает глаза на арваарада:
- Ваши?
- Нет, - тот хмурится, по звериному подбираясь, возвращает своему сааребасу брошенный тем настороженный быстрый взгляд, - антаам. Плохо дело.
- Понял. Ваш…
Тевинтерцы не выдерживают первыми, вскакивают со своих мест. Разворачиваются к кунарийскому патрулю, торопливо подхватывают подпиравшие до того стену узорные сарато бас. Тот, что младше –  самый высокий и особенно тощий, пытавшийся только что чего-то наколдовать – запинается. Лезвие на конце древка цепляется за его стул. Парень морщится и выплёвывает ругательство.
Короткое и невнятное. Но – на родном языке…
Зря.
Ну к чему было привлекать к себе внимание?
Сааребас хмурится, выдыхает шумно и неодобрительно.
Судя по тому, как внимательно скрёб взглядом по залу стен, отряд был послан за кем-то конкретным. И этого кого-то стен в лицо не знал. Пришёл искать… по описанию? Или указке наводчика?
Так зачем было..??
- Tevena..? – золотые глаза стена  впиваются в мага, хищно щурятся злорадным узнаванием.
Ну вот и всё.
Каким бы не было дело, заставившее таам покинуть выделенную городом Аришоку резервацию в порту, теперь оно – подождёт.Упустить такое скопище мирской гнили, как тевинтерские чародеи в компании собственных уже дезертиров, кунари уже не смогут.
- … ваш выход, рогатики, - шипит Якин, стекая со своего табурета за спину арваарада, - магов мне сбереги…
- Tavena bas-saarebas.., tal-vashot vashedan.., - хриплый бас стена катится по залу тяжестью приговора, - kata!
Хрясь!!!
В секунды, предвосхищающие собой неотвратимую уже потасовку, вмещается на удивление многое:
Первый удар, оказавшийся за ушлым гномом.
То самое «хрясь» - это его кружка. Мгновение назад целая и почти полная – она разлетается вдребезги о низкий рельефный лоб стена! Не причинив особого вреда, на залив оскаленную было рожу густым едким грибным пивом! Кунари рычит и отступает за спины подчинённых, пытаясь очистить ослепшие глаза! Тёмные брызги разлетаются в стороны веером, взмывает в воздух крепкая ругань и тяжёлый неумолимый кунарийский металл! Таверна отзывается на вторжение лязгом шумом и ором: кто-то бросается к выходу, кто-то ныряет в тени, а кто-то – к свету камина!
С неожиданной прытью перемахивают через барную стойку обе местных разносчицы. Побросав подносы и подобрав латаные юбки. Замерший было за нею трактирщик – молча бьёт кулаком по одному ему ведомому месту в стене, и на тусклую каменную столешницу с потолка с надсадным лязгом щитом падает лист металла! Тронутый не то ржавчиной не то грязью и местами измятый, стеной отгораживает «своих» от «чужих»!
Под грохот так и не донесённой до кухни посуды Арваарад широким взмахом руки загребает обоих тевинтерцев себя за спину. Он проворно отшатывается вправо, уворачиваясь от лезвия таам-кас. Пинком выбивает колено целившего в него карашока, замахивается на него коротким трофейным клинком!
Узкие низкие норы Клоаки не больно подходят для боёв великанов с их грозным, но громоздким оружием. А потому куцый мечик басов тут куда практичнее…
Сааребас тем временем тянется к столу. И запинается, уже было ухватив его угол.
Вместо того, чтоб соскочить в сторону да дать дёру сразу, скрючившийся на нём остроухий только сильнее вжимается в угол между стеной и залитыми пивом досками.
Пялится на него.
Совершенно перепуганными глазами…
Так испугался, что оцепенел, или стен его всё-таки помял?
Хотя…
Куда тут соскакивать? По обе стороны – серые громилы с железом наперевес.
Ну… ладно.
«Жалко всё-таки, затопчут», - мимоходом отмечает сааребас, ребром ладони сметая невезучего эльфа в свою сторону от стола.Потому, в том числе, что у того с собой не видно ни ножа ни хоть чего-то похожего.
Бить нечем, даже если удумает.
И как его, такого, сюда только занесло?
Сааребас стискивает челюсти и коротким кивком указывает себе за спину. Под мат ослеплённого стена, шелест извлекаемых из ножен клинков и тихое якиново «нахрена???»
Он не вполне понимает вопрос. Как и его уместность.
Пустой теперь, стол с пинка падает на бок!
Нелепой, но всё ж таки баррикадой. Брызжет в стороны воск из раздавленной краем свечки. Едва не захлебнувшееся в нём пламя – чует новую пищу и радостно вгрызается в сухое, изглоданное до него жуками и временем дерево! Разгораясь, освещает всё ярче: что корявые стены, что перекошенные лица.
В зал тем временем вваливаются ещё трое. Итого – уже шестеро. Плохо дело.
Это против кого же такая толпа?
Так и не сумевший дотянуться до карашока, арваарад отскакивает обратно, под хлипкую защиту охваченного огнём заслона. Уворачивается от метившего в него лёгкого копья. Остриё глубоко впивается в несчастный стол, тускло вспыхивает изумрудным покрывающая его смола.
Арваарад оглядывается на Якина: тот, мрачно матерясь, оттаскивает обоих магов в глубь зала, к неприметной узенькой арочке в стене.
Отступать, значит?
Ну и славно.
Уж этот-то прохиндей знает, куда идти.
Он оборачивается было к напарнику, но делает это не он один. И света в этом углу трактира теперь достаточно, чтобы всем присутствующим разглядеть на его лице и каменное спокойствие и – уродливые рубцы.
- Tal-vashoth saarebas!! – выкрикивает кто-то.
Сааребас сосредоточенно хмурится…
И голос тут же перерождается надрывным воплем боли! Пол и стены, каменные и до того условно ровные, дыбятся волной, точно живые, трескаются и щетинятся изломанными шипами, раздирающими тех, кто оказался ближе всего!
Уцелевшие кунари отшатываются назад, к выходу. Ещё одно копьё свистит оттуда, чудом не задевая. Сааребас – привычно сводит запястья перед собой и опускает голову.
Его узнали.
Выбора не было.
Дезертировавшее живое оружие – уже не отпустят живым.
А потому…
- Asit tal-eb…
По низкому закопчённому потолку моровой паутиной разбегаются крупные трещины…

Дышать становится всё тяжелее. Гарь комьями едкого жара скребёт в носу, забивается в глотку через оскаленную пасть. Уворачиваясь от копья, сааребас  обрывает почти направленный Кос приказ и досадливо скалится.
Опрометчиво широко.
Шире, чем то безболезненно позволяло давно  изувеченное неосторожной  иглой мясо. На скулах и челюсти оно тут же натягивается и мстительно деревенеет. И теперь судорога сводит и без того покалеченное лицо и вовсе зверской гримасой!
В какой-то момент это становится… больно.
Не настолько, чтобы отвлечься.
Но… больно.
Впрочем, боль уже давно не пугает. И не отвлекает. Разве что в пасть теперь при каждом вдохе набирается больше дыму… потянувшийся было за вторым копьём ашаад осекается и отшатывается, сплёвывая ругательство на родном языке.
Под его ногами камень пола прожигает ещё одной рваной трещиной. Прянув в сторону, ашаад ругается снова.
За спиной  сааребаса в это время кто-то надрывно кричит, срываясь сквозь кашель в хрип. В этом звуке – совсем другая боль, нежели на его штопанной роже. Она – куда более сильная. Опасно-отчаянная.
Последняя.
Арваарад торопливо выдёргивает полосатую просмолённую жердь копья из брюха ещё хрипящего завсегдатая заведения.
Буднично и грубо. Точно вилку ручного гарпунчика из прошитой им рыбины.
Этот, не в пример его сааребасу, увернуться не успел. И теперь ему не помогут ни лекарь, ни чары, не то, что бессмысленная за два вздоха до смерти бережность.
Если и допустить хоть на минуту, что арваарад вообще захотел бы помочь.
Вместо этого он удобнее перехватывает копьё. Замахивается, целя через плечо застывшего перед новым залпом товарища. И – не мажет.
Ашаад – копейщик неловко пошатывается и с хрипом заваливается на бок, под  ноги бросившихся было в бой товарищей. В свежую трещину пола сбегают первые густо-алые капли.
Сааребас не оборачивается. Только привычно опускает голову, сводит сжатые в кулаки руки на животе.
Боевые чары кунарийских магов лишены присущей магии басов захватывающей зрелищности. Они – рутина, а не таинство. Ни единого лишнего жеста, ни единого слова… вообще.
Подле него не вспыхивает ни одной искры, не тянется от атакующего к цели ни гибельной плесени ни сизого вязкого тумана.  Всё это – излишнее, бесполезное, расточительное. А расточительность чужда Кун.
Лишь вздрагивают, как живые, пол и стены несчастной таверны в глубине изрытого червивой сетью нор нутра Города цепей. Шуршат, расползаясь по ним сороконожками, тонкие густые трещины.
И – с тем же тихим шорохом, почти полностью заглушаемым треском пламени и ором людей, низкие тёмные потолки начинают крошиться щебнем! Тяжёлая арка у входа обрушивается первой, придавив не успевших увернуться кунари. Размазав в фарш ещё сжимающего копьё в своей груди ашаада и отсекая от зала путь его сослуживцам!
- Кадан, всё! – арваарад соображает первым и бросается вперёд.
Дело плохо. И времени теперь мало.
- Кадан!
Сааребас, оцепеневший было на пару мгновений, вскидывает подбородок. Смотрит растерянно на стиснувшую его запястье ладонь…
- Назад! – рычит арваарад, едва не волоча его за собой.
- Д-да, - слова даются онемевшим губам с трудом, - куда?
Пока арваарад озирается, пытаясь сообразить ответ, где-то в глубине того, что было залом трактира, раздаётся опасное:
- Братва, наших бьют! вали рогатых!!
И единственный, кто успевает отреагировать на этот клич верно – тот самый молодой тощий тевинтерец! Уже почти утрамбованный шустрым Якином в щель бокового хода, парень выкручивается из гномьей хватки.
Спотыкаясь, влетает обратно – в чад, шум и сполохи пламени!
Скалится бешеным драколиском, вскидывает над головой посох!
Он и сам бы сейчас не объяснил, что вызвало этот акт альтруизма. Тем более не объяснил бы позже, когда в ушах стихнет шум крови, а в ней – истает адреналин. Возможно, парнишку взяла цеховая злость – на дикое быдло, целящее в спину пусть рогатому, но магу…
Возможно, захотелось выспросить у того заклинание, крошащее сейчас стены.
Или доказать, что его – древняя и изысканная – магия не хуже!
Так или иначе – кристалл в навершии посоха вспыхивает холодом, брызжет в стороны густой сетью бьющихся конвульсиями молний! Те скачут во все стороны, пружиня, точно мячики из тягучей смолы!
Разгоняя по углам расхрабрившуюся было местную шваль.
И - что важнее – указывая «своим» косситам путь к спасению из осыпающейся норы.
Арваарад сгребает сааребаса за плечо и волочёт в указанном направлении. Стиснув зубы и не глядя по сторонам. Смотреть тут больше всё одно нечего, а потолок не рухнул ещё чистым чудом!
- Якин!? – рычит он на суетящегося у норы гнома, - что за..?
- От я вас тоже этсамае спрошу! Када вылезем! – отмахивается тот, - чаво, этсамае, отстаёте??
- Мы… мы ж не пройдём?
- Ишшо как пройдётя! – гном фыркает и демонстративно всасывается в щель в камне, точно крыса, - давай за мной! Брательник твой расстарался – нора ишшо шире стала! Целый имперский тракт теперь – не нора! Токма этсамае, шевелите жопами-то! Не ровен час – всё к хренам обвалится!
Он в последний раз выглядывает из проёма, словно пересчитывая свою рогатую охрану по головам, и с концами ныряет обратно.
- Кадан? – арваарад оборачивается к сааребасу.
Тот – тяжело привалился к стене и резким, привычным уже движением загнал костяшки больших пальцев обоих рук по челюсти и под скулы. До неслышного, но вполне ощутимого хруста. Подпарывая кожу у самых ушей и заставляя отступить судорогу.
- Что? – скатывается в болезненный стон, - лезь. Первый!
- … да, - арваарад запинается на удар сердца.
Затем – ощупывает что-то в якиновой  «норе» и по примеру гнома втискивается в неё. Не так ловко, но… вполне успешно.
Сааребас тем временем тяжело переводит дыхание и оглядывает напоследок зал. Настороженный взгляд снова цепляется за тощую фигурку совсем рядом.
Подкрался кто-то, чтоб напоследок огреть чем виновников переполоха?
Или… нет?
Коссит озадаченно вскидывает бровь, приглядываясь…
Тот же самый эльф, которым стен вытер их стол ? Ну точно – тот. Такой же всклокоченный. Такой же бледный.
Такой же потерянный…
Чего не убежал?
Не затопчут, так потолком придавит…
«Жалко всё-таки…»
Сааребас вскидывает руку, чтобы привлечь внимание остроухого. Вроде успешно – тот вздрогнул всем телом и аж присел. И тем же самым кивком указывает на проход, в котором успешно исчез родич.
Предлагая, пока не поздно, уходить с ними.

Арваарад по-звериному всхрапывает где-то над головой Джитанна, когда тот, торопясь, задевает в его рябом от мечущихся отсветов огня сумраке.
- С нами пойдёт, - бросает сааребас, затыкая собой едва не весь проём норы. Рыжие сполохи тухнут, отсекаемые массивной тушей, скрывают в темноте недовольство на арваарадовом лице.
С трактом болтливый гном явно перегнул. В грудь и спину то и дело впиваются неровные стёсы стен. Но пройти действительно можно.
Сойдёт.
Арваарад в тесноте неодобрительно фыркает. Но времени не теряет, толкает вперёд замешкавшегося гнома, расчищая себе дорогу. Тот в свою очередь сноровисто пропихивает вглубь деловых партнёров – хруст щебня и мусора перемежается лающей руганью на теевене.
В общей сложности он успевает продвинуться на шаг или два.
А затем камень вокруг них вздрагивает.
Скрежет крошащейся породы со всех сторон берёт неожиданно надрывную ноту. Высокую, звонкую, совершенно неуместную для камня. И, более всего похожий на усталый, измученный стон, срывается, наконец, в оглушительный грохот!
Сааребас упирается ладонями и локтями в обе стены прохода, успевает в последний момент приказать камню над их головами замереть и срастись коркой!
Волна дыма и горячего острого крошева обдаёт его с боку, увесистый булыжник влетает в проход и по касательной задевает колено. Ещё один бьёт сильно выше. Чудом минует висок и лихо влетает в обломок рога! Крепкий череп, точно колокол – охватывает густым гулким звоном!
Коссит стискивает зубы, ловя равновесие.
Зловредная каменюка соскальзывает за спину, подпарывает острым краем жемчужно-серую шкуру. В кривую борозду пореза тут же набивается пыли и золы…
Сааребас пошатывается, цепляясь когтями за стены. Пытается откашляться и оглядеться одновременно.
Зря.
Какой бы совершенной стараниями тамассран не сделалась его раса, чтобы видеть - рогатым гигантам нужен свет. А в кромешной теперь темноте вокруг оставшиеся при нём чувства плывут и путаются. Верх меняется с низом, а пульсирующий в черепе звон то оглушает, то оборачивается тишиной, что гадливо подкатывает к горлу…
Что-то мягкое вскользь царапает теплом по животу!
Сааребас вздрагивает. Подбирается и отшатывается, едва не оступаясь! На выдохе сплёвывает, наконец, последний клок риставшей к нёбу копоти и тянет руку навстречу.  Бугристое от грубых шрамов запястье тут же легонько стискивает тёплым.
Он не высвобождает руку лишь от того, что не уверен в способности снова удержать равновесие.
Спустя пару гулких ударов сердца приходит осознание.
Происходящего.
Окружения.
Направления.
Сааребас выдыхает. Протяжно и хрипло, с почти осязаемым облегчением. И послушно делает пару шагов, подчиняясь усилию чудного эльфа. А затем торопливо перехватывает его ладонь.
Чтобы не потеряться.
Наверняка.
Пока череп не перестанет звенеть и гнать через кости в суставы волну опасной вибрирующей слабости.
И пару раз осторожно сжимает тонкие пальцы.
Чтобы поблагодарить.
Арвааарад с тихим рыком отряхивается от пыли. Ладонью соскребает её с лица, утирает слезящиеся глаза.
- Кадан? – окликает он сааребаса.
- Здесь, - отзывается тот серьёзно, словно в полузасыпанной щели в камне и правда есть, куда отлучиться и где заплутать, - Порядок.
- Цыц! Шевелитесь! – шипит на всех гном.
Единственный, кто тут не запнулся ни на минуту и собранности не потерял.
- Хто ж галдит-то при обвале?!
Тевинтерцы, до того увлечённо костерившие город цепей, кунари, грязищу и камни - послушно затыкаются разом. Арваарад – после короткой, но ёмкой фразы на родном языке.
Сааребаас – с тяжелым вздохом.
- Камень вас т тут всех дери.., - негодует гном.
- Уже, - цедит сааребас едва слышно.
Протискиваясь вслед за эльфом и стараясь не упустить его пальцев, но и не стиснуть по неосторожности слишком крепко. Кто их знает, эти птичьи косточки, сколько им нужно, чтоб перемолосться в труху?
Десяток минут проходит в напряжённом, сосредоточенном молчании. Под шорох гравия, топот и тяжёлое, нервное дыхание. Сам Якин, впрочем, своему же указанию следовать не спешит. Гном не то матерится, не молится, не то скороговорку какую читает. Себе под нос. На скрипучем, как тот самый Камень, родном наречии.
На самом деле он проговаривает про себя маршрут. Чего, разумеется, никто кроме него разобрать не может. По старой привычке умотанных до полубеспамятства тяжёлой работой и одурманенных лириумной пылью шахтёров.
Горькой, не раз выручавшей привычке.
Привычке каторжников.
И если наколки он почти сразу свёл, - уж очень они мешали что жизни что работе, - то вот привычки - приберёг.
Лишённых от роду касты, а значит, надежды и всё же…
Задумавшись, ном влетает во вдруг затормозивших магов. Проталкивается меж ними в ставшем, наконец, чуть шире штреке, с десяток секунд растерянно пялится на свежий обвал, до потолка заваливший нужный отнорок. Недостаточно свежий, чтоб выматерить за него рогатых – вон, корочка плесни уже затянула осыпь со стен.
Да и паутины достаточно.
Но слишком новый, чтоб гном о нём знал.
Якин сплёвывает в россыпь булыжного крошева под ногами. Перебирает в памяти и языком пути, которым ведёт соседний ход…
Замолкает он только когда подаёт голос тот, уже забытый им рыжий эльф.
Сааребас почти улыбается этому в темноте. Гляди–ка, мальчишка оказался ещё и к месту…
Он разжимает пальцы на случай, если рыжий решит пролезть вперёд и указать дорогу лично. Но эльф не стремится в проводники. Хотя там, впереди, наверняка свободнее и легче дышать.
Но эльф остаётся поводырём.
Что ж…
- Добро, - кивает гном, наощупь протискиваясь мимо магов в одним ему да эльфу понятную сторону, - проверим…
Это «проверим» звучит очень тихо. И очень нехорошо. Предостережением на случай обмана, тихим росчерком лезвия о кромку ножен.
Кто-то из магов запинается в темноте, оступается. Чиркает по камню жёсткой кромкой подмётки. Арваарад на звук уворачивается от вскинутой в попытке удержать равновесие руки с зажатым в ней сарато-бас. Он беззвучно усмехается звуку мягкого шлепка в пыль.
Хмыкает громче.
Заметнее.
Наклоняется и за ворот, как котёнка, поднимает оступившегося на ноги.
Тот брезгливо стряхивает тяжёлую руку, отшатывается да как-то по особому перехватывает посох. И сплёвывает несколько слов, не то колдуя, не то огрызаясь на непрошенную охранничью помощь. Гранёное вычурное навершие тут же рывками вспыхивает тусклой лазурью.
Небольшой высокий грот заливает слабый, тревожный свет. Точно излучаемый каждой гранью отдельно, он пляшет на тёсаных стенах грота в такт движениям держащей посох руки, создаёт чуднУю иллюзию, будто те – шевелятся…
- Как в том склепе.., - бормочет второй маг, оглядываясь.
Арваарад жмёт могучими плечами, оглядываясь по сторонам. Быстро царапает взглядом по узкой лестнице, круто забирающей вверх, по старой облезлой росписи на небольшом ровном простенке и оборачивается к своему сааребасу. Тот – возвышается тёсаной серой громадой над своим тощим проводником.
И - внимательно следит за гномом.
Пока маги путались в своих ногах, игрались со светом и болтали о непонятном, Якин, которому тот свет был и вовсе не нужен, оглядывал пляшущие под ним стены. Прикидывая так и эдак, где б тут можно было устроить лаз да замаскировать, чтоб никто  о нём не догадался. Первое предположение оказывается неверным…
Переоценивший неведомого строителя, Якин мячиком отскакивает от стены. Бранится особенно заковыристо, растирая ушибленное плечо.Медлит немного, приглядываясь внимательнее…
Вторая попытка оказывается успешнее: фальш-панель с жалобным хрустом сдаётся весу и силе гнома. Падает к его ногам кусками дерева и крашеной смолы. Хрустит под ногами и мстительно царапает по плечу вывернутыми петлями…
Якин морщится. Носком сапога отгребает обломки в сторону и заглядывает в незнакомую нору…
- Вона как..? – задумчиво тянет он, шагая глубже.
Хриплый голос подхватывает эхо. Коробит, растягивает и утаскивает в глубину, намекая, что впереди впечаляющих размеров и протяжённости полость.
Арваарад шагает за ним следом. Благоразумно останавливается  самого входа, памятуя о «ловушках», заглядывает в проём. Любопытство велит рассмотреть хоть что-нибудь прежде, чем лезть в неизвестность. Эту-то нору им указывает даже не Якин, с которым есть хоть какая, а договорённость.Но Кослун пойми кто, прихваченный по случайности.
И мало ли, чего там у него на уме?
Потеряв из виду гнома, сааребас разглядывает теперь горящий синим сарато-бас. Он всё ещё не чувствует от тевинтерцев и тени опасности, но когда эльф почему-то отшатывается от них – вскидывает руку над его плечом. Скупым плавным движением. Раскрытой ладонью в сторону.
Молча даёт понять, что в случае чего под охраной тут – все.
И ото всех…
Младший тевинтерец – брезгливо поджимает губы. Сам сааребас – переводит взгляд на эльфа.
Он растерянно кивает. Открывает было рот, но запинается, думая, как тут нужно ответить.
- И тебе, - он ещё раз кивает, - спасибо. То, что ты…
Теряясь в не до конца знакомых словах басов, косситт просто шевелит пальцами, подразумевая указание направления…
- Эй, рыжий? – напоминает о себе Якин, - а ну посторонись, не загораживай!
Он с деланным раздражением пихает арваарада, заставляя подвинуться, и выбирается обратно.
- Ловушки, говоришь? – он в несколько шагов добирается о Джитанна и хлопает его по плечу.
Вроде бы ободряюще, но так, что остроухого аж пошатывает.
- Стало быть, это удачно мы тебя прихватили! Так ведь? Тааак, - гном весомо кивает своим словам, - стало быть дело какое? Нам нужно… нам бы нужно в конечном итоге на нижний обводной… ай, что б ты в штольнях понимал!
Он досадливо сплёвывает, но тут же оживляется:
- О, Крысий Тракт! Крысий Тракт, так ведь это дело зовётся? Большой такой дугой старая выработка, к ней ещё все каналы сбегают. А с неё есть несколько отнорков, по ним с города, значится, можно к самому Берегу выйти. Вот, нам нужно на Крысий и до берегу… проведёшь?
Гном щурится довольно, чуть сильнее сжимает острое плечо эльфа под загубленной курткой…
Пока Якин наседает на остроухого, арваарад добирается, наконец, до сааребаса. Он широко скалится: мертвенная синева блестит на крупных белых зубах, отражается в довольно сощуренных глазах:
- Отлично ты это! – тихий довольный смех.
- Не очень. Следовало б осторожнее, - сааребас устало мотает головой, - Мы могли не успеть.
- Чего б мы не успели, так это отбиться от всего таама в той тараканьей норе. Повезло же наткнуться! Так что это ты ловко, кадан!
Арваарад уверенно приобнимает сааребаса за шею.
Тот морщится, напрягая плечо.
А сам арваарад – каменеет лицом, отстраняясь…
Он растерянно смотрит на свою пятерню. Хмурится. Ладонь и пальцы густо перемазаны почти чёрным.
Арваарад напряжённо всхрапывает, растирая густую жижу между пальцев. В нос ему бьёт солью и металлом.
Сааребас вздыхает, чувствуя, как подсохшая было корка треснула и по спине под ремень снова скользят тонкие липкие дорожки…
- Что такое???
- Не страшно. Задело немного, по рогам.
- Это – по рогам?
- Это – рикошетом. От стены и… в порядке всё.
- Какой там порядок:! Погоди, я сейчас..!
- Потом.
- Чего это ещё такое? – Якин мимоходом отвлекается от эльфа.
Морщится недовольно и задаёт единственный волнующий его в связи с увиденным вопрос:
- Это вот – нас замедлит?
Сааребас глядит на гнома удивлённо. Он не понимает, отчего гном задаёт такой нелепый вопрос. Что тут может замедлить?
- Нет. – Он демонстративно тянет плечи, разводит в стороны и заводит за голову руки, - почему должно?
Вдоль позвоночника по бугрящейся мышцами шкуре змеится ещё один ручеёк.
- Вот и славно, - кивает гном, тут же теряя к произошедшему интерес.
- Ну или… перевяжи его чем-нибудь, если найдёшь. Не стоит тут этсамае, кровью-то ляпать, - бросает он арваараду, возвращаясь к не успевшему вырваться эльфу.
Эльф сейчас куда интереснее обоих его охранников. Потому, что они пригодятся чуть погодя, а он – прямо сейчас и, если не врёт, то до самого их «погодя».
- Ну, стало быть, проведёшь нас до Крывсьего, верно? – снова гнёт своё он, - да не боись, выбересся обратно! Живой и целый! Мои ребяты тебя вон выручили, ты – нас выручишь, все довольные по домам пойдём!
- Не надо, - качает обрубками рогов сааребас.
Перехватывает руку брата, сжимает и отводит в сторону запястье.
- Потом. Зашьёшь, - он замолкает, подбирая слова, и переходит на непривычный пока торговый, - все норы к берегу – заселены. Разным.Сам помнишь. Кровь может ещё пригодиться.
- Чтоб точно учуяли? – арваарад недовольно вырывает запястье из  пальцев сааребаса.
- Учуют и так. Чтоб точно убрать? Вычистить?
- Зачистить, - нехотя соглашается арваарад, - тоже верно.
То, как бледнеют при этих словах оба тевинтерца не может скрыть и тусклый холодный магический свет.
На мгновение по улыбчивой роже Якина, обращённой сейчас к Джитану, пробегает судорога раздражения. Но тут же стирается привычной улыбкой. Дружелюбной и почти забавно щербатой.
Натренированной.
- Ну как, этсамае? Идём?