Внутри стеклянной коркой трескался лед. Лелиана невольно отвела глаза, избегая смотреть Айдану в лицо, чувствуя, что не сможет сейчас ни соврать, ни сказать правды. Деревья, казались, вторили её сердцу: тревожно дрожали листы, свежие и глубоко зеленые, триумфально приветствующие жизнь не смотря на достаточно промозглый морской воздух.

«Всегда» было словом, которого она боялась и которого отчаянно по-девичьи жаждала слышать. Сколько женщин готовы были свернуть ей шею голыми руками, чтобы им Герой Ферелдена, умелый воин, говорил сейчас такие слова: «Думал, что мы будем с тобой вместе, по крайней мере, всегда». Ей бы тоже этого хотелось. Разумеется, тщательно зажмуривая глаза, чтобы игнорировать собственную деятельную натуру, игнорировать долг, и свой, и чужой, игнорируя обстоятельства, игнорируя моровую заразу, что смешалась с кровью Кусланда, отравляла её, отрезала от его жизни годы, часы, минуты, которые можно было бы провести вот так — сцепившись пальцами намертво. Чем больше Лелиана об этом думала, тем до тошноты тоскливее становилось. Жалко было, в прочем, даже не себя. Иногда в сны ей прокрадывался образ Айдана, сломленного, с селедочными глазами и кровоточащими деснами, который остается совсем один, в ужасе и темноте, ушедший туда, где она не сможет достать его, куда даже свет Создателя проникает с трудом, ушедший на последнюю свою битву, которую невозможно выиграть, потому что он уйдёт туда побежденным. В судьбах Серых Стражей было не только без меры самоотверженности и доблести, но и сверх меры несправедливости тоже. Многие из них были достойны прожить счастливую долгую жизнь. Айдан был достойнейшим из людей. По крайней мере гораздо более достойным счастья, чем сама Лелиана, за которой, по её собственному мнению, тянулось столько грехов, пусть совершенных где-то из неведения и обернувшейся против неё самой преданности, что не отмыться от них вовек.

«Всегда» превращалось в оглушительно падающий в божественных часах песок, который никак не удавалось удержать.

— Ты увиливаешь от ответа, — мягко замечает она, и пытается задержать руку мужчины в своей ладони, но он ускользает, и Лелиана готова поклясться, что слышит, с каким скрежетом приходят в движения внутренние льдины.

Хотелось кричать, так громко, чтобы услышали даже звезды.

Я не хочу прощаться.

Не хочу прощаться вот так.

Ты должен понять, что она значит для меня, я же рассказывала, что она спасла меня, спасла мою душу.

Казалось только лишь для того, чтобы встретить этого мужчину в лотерингской таверне и проделать с ним весь этот опасный, страшный, но все равно восхитительный путь. Но правильно говорили: когда кажется, нужно хорошенько помолиться Андрасте. Народная мудрость не случайно зовётся «мудростью».

— Нет, — ответ простой и прозрачный в своей искренности, — не этого я хочу.

Она обхватила себя руками и подняла голову — миртовая-зелень плыла и танцевала на селесте неба, подмигивая и чуть переливаясь, когда солнце прорывалось из-под стремительно бегущих лоскутных облаков и прорезало ветви своими лучами, нежно целуя Лелиану в глаза.

Про это тоже была народная поговорка. «К расставанию».

— Мне тоже страшно, — призналась она, все еще избегая смотреть Айдану в лицо, чтобы ненароком не выдать все вот тут и позорно не разреветься. Каким она после этого будет бардом? Все слезы выбили из неё хлесткими ударами по рукам веером. — Потерять тебя… Знаешь, я всегда молилась за тебя, каждую минуту, верила, что Создатель оберегает тебя как никого другого. Я знала это, до сих пор знаю. Должно быть, это участь всех героев — постоянно быть под чьим-то пристальным взором.

Наконец она посмотрела на Айдана, широко и доверчиво, и улыбнулась улыбкой, которую кроме него, пожалуй, никто не видел. Такой, при которой глаза оживают, в них начинают плыть золотые веселые искры, отражая внутренний свет.

— Я тоже всегда искала тебя глазами, даже когда ты не видел или спал, и ты отпечатался у меня изнутри, так что, когда я закрываю глаза, я все равно вижу тебя как сейчас. Может, быть, правда, не такого небритого и уставшего.

Мягким вкрадчивым шагом она подошла совсем близко и, глядя снизу вверх, доверчиво и открыто, положила ладонь ему на лицо, нежно огладив щеку, стараясь таким нехитрым движением разогнать все тревожные морщины, стереть всю печаль и все страхи.

— Смотреть на тебя всегда — какое простое и понятное счастье. Забыть обо всем, сбежать, уехать, какой-нибудь маленький дом, собака…

Простое, и такое недоступное. Выращивать цветы, кормить чертовых кур, а в конце концов продолжиться в ком-то еще, чтобы глазами, ровно такими же, как у неё самой, а лучше, как у Айдана, смотрел без страха в этот мир новый маленький теплый человек.

Ей было так жаль, что эта жизнь осталась прописанной на изнанке её сердца и ей никогда не суждено было стать правдой.

— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, мой свет. Это не твоё. И не моё. «Бдительность в мире», пусть и так упоительно не видеть ничего вокруг, кроме тебя.

Вздохнула, потянулась на носочках, мазнула дыханием губы, укололась о щетину и каким-то совсем уж отчаянным жестом схватила Кусланда за руки, крепко сжав.

— Поехали в Орлей. Тебе там понравится, я уверена, наверняка…

И тебе найдётся занятие.

Она прикусила губу и закрыла глаза. В руках вдруг совсем не осталась силы, и очень захотелось, чтобы вот прямо сейчас, он обнял её. Или сказал: «Знаешь, кажется, объявился новый Архидемон, а бить тварей в твоей компании — это лучшее, что со мной случалось». Все стало бы вмиг гораздо проще.

Отредактировано Лелиана (2023-02-18 22:57:21)