- Это, что, выдра? – сухощавый желчного вида антиванец с крайним сомнением разглядывал предъявленную ему охранную грамоту, - а чего на задних ногах стоит? И болезненная какая-то…

Нельзя признать, что притопавший вразвалку из укромной тени караулки сотник проявлял к официальным бумагам куда больше положенного пиетета, чем его люди. Этот уже не попытался подковырнуть застывшую  сургучовую печать ногтем, но так вцепился хитрыми темными глазками в увесистую отчеканенную из серебра буллу, что Мишель предпочел держать ее при себе, не выпуская из рук.  По словам генерала, в начале войны ее передала сама Верховная жрица, «в качестве свидетельства своего волеизъявления, благорасположения и придания веса словам и делам». Вот только, ни тот, ни другой, не имели особенных иллюзий – так далеко от Великого собора вес этой вычурной бляхи следовало понимать скорее буквально.

- Это печать генерала Резерфорда.., - островерхий шлем опасно съехал назад из-за не застегнутых под подбородком ремешков, а от короткой кольчужной рубахи несло кислым потом. Начальник караула, собственно, как и остальные стражники, явно пренебрегал прилежным отношением к собственному снаряжению, а ведь, окажись перед ними кто-то иной… более мнительный, горячий или попросту раздраженный затянувшимся путешествием дворянин… Всего-то и трудов, чтобы освободить ногу из стремени и врезать хитровану в лоб, а потом зашвырнуть в ров, с удовлетворением наблюдая за коротким, но поучительным полетом размахивающего руками наглеца… и тем самым сразу, гарантированно, провалить свою «дипломатическую миссию».

- … командующего войсками Священного Похода, - позволив себе усмехнуться воображаемому зрелищу копошащегося среди гнилых овощей и мусорных куч сотника, де Шевин забрал из рук антиванца охранную грамоту, еще раз, напоследок, поддразнив его блеском серебра, - мы прибыли по делам и личному поручению Ее святейшества Верховной жрицы Виктории. Не думаешь, что твой господин захочет пообщаться с нами прежде, чем вышвырнувшая серокожих из этих земель пинками армия окажется у него на пороге?

***

Редкий агент Инквизиции мог посетовать на скучную и размеренную жизнь в ту лихую годину, когда над миром образовалась, а потом исчезла чудовищная Брешь. В бытность же свою телохранителем Селины Мишель и вовсе вкусил все прелести придворной жизни, политических союзов, кулуарных интриг, где скрытые маской блеск роскоши и острый азарт Игры одинаково верно вели в могилу или на трон. Когда-то он оставил это. Отказался, отринул, не совсем добровольно, но совершенно осознанно, а вернувшись… скажем так, дипломатия – едва ли не последнее, по чему шевалье мог бы скучать. 

Выделенный Калленом конный эскорт сопровождал их несколько дней, все сильнее и сильнее забирая к северо-востоку. Позади, подобно разбуженному от недолгого блаженного сна медведю, приходила в движение вся армия: затаившиеся в глубинах болот кунари оказались не единственными, вернее, лишь частью рассредоточившихся и выжидающих чего-то войск серокожих. Генерал намеревался покончить с ними, либо разгромить, окончательно рассеяв, либо намертво запереть на узких тропах среди топей, и лишь потом, обезопасив себя от ударов во флаг и тыл, двинуться дальше, к сердцу Антивы. Смешанный отряд из ферелденцев и орлесианских шевалье шел ходко, бодро, даже весело – основное внимание было обращено на беловолосую целительницу, слухи о приключениях которой в компании самого командующего, плене и дерзком побеге распространились по лагерю Похода со скоростью вестей о свежих поставках в лавку виноторговца. Где-то на половине пути им повстречался первый крупный антиванский разъезд – передав «важную парочку» под охрану союзников, всадники взмахнули на прощание руками и растворились в клубах едкой желтой пыли.

Так происходило еще дважды, причем к самой Антиве Мишеля и Маргарэт сопровождали наемники, диковатого вида воины, хотя стоило признать, весьма и весьма умелые наездники. Всю дорогу, казалось, предоставленные сами себе посланники никогда не оставались наедине, ни на рысях, ни на полуденном привале, когда солнце становится особенно безжалостным, ни на ночлеге, неожиданно прохладном, даже для осени, сгрудившись вместе со всеми у костра. В конце концов, вокруг шла война, а это не лучшие времена и обстоятельства для вечерних прогулок в поисках удачного вида на закат.

Де Шевин еще в первый день передал для лекарки одну из двух  захваченных с собой плотных скаток – привычное и неизменное средство ночевки в пути, без шатров и палатокё, когда не лежишь на голой земле и всегда можно укрыться, сохраняя тепло до самого утра. Так и повелось, Мишель со всей тактичностью занимал место рядом, на приличествующем расстоянии; как ни странно, присутствие единственной женщины в отряде ни разу не стало причиной для какого-то инцидента (даже  у наемников-степняков, особенно после того как одна из лошадей неудачно напоролась бедром на обломанный сук, когда они преодолевали русло обмелевшего ручья, а целителя способного сравниться с Маргарэт у них, естественно, не было). Они разговаривали, почему нет? Довольно много и, хотя касаться ни целей путешествия, ни некоторых подробностей их прошлого в окружении чужих ушей не стоило, даже когда первые ощущения от пережитого в плену кунари и неожиданности встречи улеглись – де Шевин не ощущал особой неловкости в общении с призраком из прежней жизни… хотя, отчего он так считает? Ведь Маргарэт, кажется, была тут, в армии, на своем месте. Достаточно решительная, чтобы отправиться в дальний поход, не из-за наивных мечтаний, а по осознанию некоего долга. Весьма умелая и упорная, чтобы заслужить репутацию в войсках, мастерством и острым пытливым разумом давно и значительно переросла ту втянутую по неволе в гнусную интригу девушку-подмастерье императорского лекаря. Не зазнавшаяся, не очерствевшая, не выгоревшая изнури, несмотря на колоссальное, без сомнения, напряжение боевых действий…. Это он – призрак прошлого рядом с ней. Он, бывший телохранитель, бывший агент Инквизиции, бывший бродяга и скиталец, отправившийся на свою личную войну и не сумевший одержать в ней победу. Он, вернувшийся, потому что не знал, что ему делать дальше, перепробовав все и едва удержавшись на самой границе безумия бессильного отчаяния. Пришедший предложить свой меч и свою жизнь, потому что ничего кроме у него уже не осталось.

- За время службы Инквизиции мы находили множество всяких артефактов, древних, забытых, частью разрушенных, - здесь, за небольшим пригорком, не так ощущался ночной ветер, а костры худо-бедно скрыты от чужих глаз; трава еще не успела пожелтеть, но уже утратила свою свежесть и мягкость, так что скатки-покрывала пришлись весьма кстати, - эти устройства называли астрариумами, вроде бы остатками времен тевинтерского господства. Говорят, в Изумрудных могилах долго время жила уединенная община, которая не одно поколение оберегала один такой астрариум, а когда Инквизитор активировала его, то они едва не набросились на сопровождавших ее разведчиков, посчитав, что святыня осквернена. Но, однажды проявившись, рисунок в нем остался, чем поверг всех в шок, особенно стариков.

Удобно устроившись на спине, мужчина поднял руку перед собой, будто очерчивая среди звезд незримые линии, долженствующие соединиться в прихотливый узор. Большинство наемников уже спали, только пара бодрствующих бородатых воинов, поддерживающих огонь и готовящихся сменить караульных, негромко переговаривалась между собой. Мишель потер подбородок и тихо хмыкнул, зашуршав накинутым поверх плащом.

- Любопытный феномен, хотя и бесполезный… я про звезды. Мой хороший товарищ, маг из Камберленда, считал, что, используя карту неба, изучив ее законы и периодичности, можно предсказывать особенно тяжелые зимы, неурожаи и другие бедствия, - шевалье, уронил руку вниз и засунул сомкнутый кулак себе под голову, коротко похохатывая над припомненной историей, - он казался настолько убедителен, что я даже был склонен ему поверить. Поверил бы, даже учитывая, что тогда мы сидели в тюремных камерах, а его мутило от полдюжины выпитых накануне лириумных зелий… однако потом он резко заговорил об идее особой ткани, пропитанной магией, которая разогревается от трения, и предложил использовать ее для… ну… в общем, для нужд королевских особ, чтобы не так тяжко выносить все эти длительные церемонии, сидя на одном месте… мда, проклятье, где мои манеры… гхм. Ты была, прежде, в Антиве? Тебе должно понравиться.

***

Здесь войны будто не было. Нескончаемым потоком вливались в десяток распахнутых ворот людские потоки, возы, телеги, торговые фургоны и цветастые балаганные тачки. Купцы, знатные закутанные в шелка от палящего зноя всадники, простолюдины. Разве что воинов больше обычного: вокруг города сновали патрули, зорко бдели часовые, за выбеленными солнцем зубцами чадили котлы с подогретым маслом, курились жаровни для стрел и посты сигнальных огней.

Напрасно Мишель рассчитывал на помощь своих сопровождающих. Степняки, завидев городские стены, остановились, так что остаток пути им пришлось проделать вдвоем. Здесь бросалось в глаза поразительное различие – похоже, Антива не имела единой армии, потому как стража с подозрением следила за разномастными группами наемников, отличающиеся цветами поддоспехных одежд солдаты предпочитали держаться отдельно, совершенно не обращая внимания на толчею из бедняков, беженцев и простого люда, а роскошные экипажи и бренчащие украшенными уздами, роскошными попонами богачи игнорировали и тех и других, плетьми и тумаками слуг прокладывая себе дорогу.

Позади раздался гневный окрик, там ожидал очереди на въезд целый караван, так что сотник мог сохранить лицо и не отвечать на плохо завуалированную издевку. Короткий взмах рукой и шеренга вооруженных копьями стражников расступилась, пропуская двух лошадей и их седоков в гостеприимно обрушившийся на них красками, шумом и запахами огромный город.

- Я собирался подыскать гостиницу, таверну или постоялый двор, - ему пришлось повысить голос, а чтобы не оказаться разделенными, Мишель ухватился за луку седла целительницы, не обращая внимания на недовольное фырканье своего скакуна, - так вышло, что у меня не много знакомых в городе, а те, что есть… что скажешь?

Несмотря на короткую заминку с караульными у ворот, Антива встретила их вполне благожелательно. Мишель даже с некоторым удивлением отметил, что до последнего внутренне ожидал какого-то подвоха, неизбежных проблем, которые обязательно должны свалиться на головы путников, но когда эти опасения не подтвердились, он позволил себе немного расслабиться.

Времена, когда он, облаченный в дорогие ткани и парадные доспехи, сопровождал императрицу, сейчас казались далекими-далекими, почти призрачными воспоминаниями. Пышная кавалькада, блеск, гордо реющие вымпелы, щегольские перья и статная поступь породистых жеребцов, вместе со всадниками будто сошедших с мраморных постаментов великим воителям эпохи расцвета Орлея. Будет неправильно сказать, что де Шевину нравилось высокое положение, что почести и даже трепет, к которым обязывала окружающих должность личного телохранителя Селины, так уж ласкали его самомнение. Однако лишившись всего этого, буквально выброшенный на обочину привычного жизненного уклада шевалье оказался в… довольно неоднозначной ситуации. Прошитые серебром камзолы и выделанную из тончайшей кожи обувь для верховой езды сменили непритязательные одежды грубого пошива и стоптанные подбитые металлом сапоги. От полного доспеха с травлением и геральдическими знаками остался только помятый фамильный нагрудник, да и тот утерян стол нелицеприятным образом, что даже пообтесавшемуся в бродяжничьей жизни Мишелю до сих пор было не по себе. Ему, человеку, перед которым вымуштрованными гвардейцами распахивались раззолоченные двери Зимнего Дворца, победившему на полудюжине турниров, одержавшему верх в десятках дуэлей и вышедшему живым из сотни самых ожесточенных схваток, стало привычнее, заслышав топот ночного патруля, просто отступить в тень проулка и пропустить их, чтобы лишний раз не привлекать внимания. Так проще и значительно экономит время – увы, но  записавшиеся в стражу ради выколачивания взяток из мелких лавочников ротозеи от чего-то не ценили по достоинству фехтовальную школу шевалье. И, что еще более возмутительно, не стыдились звать на помощь товарищей, грубо нарушая все писанные и неписанные правила поединков.

Решение присоединиться к Инквизиции, оказалось верным и во многом изменило положение дел. Конечно, речь не шла о каких-то зримых регалиях принадлежности к грозной возрожденной силе, но о некой моральной правоте, на которую некогда изгнанный шевалье смог опереться вновь. Вот и сейчас, даже отбросив всю напыщенную шелуху религиозных бредней и бравурных девизов, де Шевин вполне разделял цели Похода и методы, которыми осуществлялось отвоевание антиванских земель.  Проклятье, до чего хорошо, ни от кого не скрываясь, выполнять приказ, которому никак не грозит вступить в противоречие с твоими собственными понятиями о «правильном»…

***

Похоже, целительница не преувеличивала – Маргарэт достаточно уверенно ориентировалась в городе и очень скоро уже сговаривалась насчет постоя, подчеркнуто деликатно обрисовав круг необходимых для двух утомленных с дороги путников удобств. От Мишеля всего-то требовалось выглядеть достаточно сдержанно и миролюбиво, пока консенсус не будет достигнут; единственное, о чем шевалье позаботился лично, так это об их лошадях, тщательно проследив, чтобы мальчишка-конюший насыпал им полные ясли овса, погрозил пальцем и бросил ему мелкую монету, пообещав зайти позже.

- Даже не стану пытаться вспомнить, когда последний раз удавалось поспать на настоящей кровати, - опустив седельные сумки у входа, де Шевин одобрительно хмыкнул и покачал головой, - когда мы стояли под Салле, то ночевали в одном из складов, где, вроде как, кунари хранили часть реагентов для своего взрывающегося зелья. Одним словом, тебе бы не понравилось то общество – нас не без причин называли «ротой тухлых яиц».

Он взглянул в ее сторону, невольно проследив, как белые волосы с видимым облегчением распускаются из туго стянутой косы, и поспешил заняться своими вещами. Мишель был вовсе не против одной комнаты на двоих, но до последнего полагал, что Маргарэт предпочтет расположиться отдельно, признавая за дамой полное право на некое уединенное личное пространство. Сейчас, когда они управились со всеми поставленными перед собой задачами, по крайней мере, на сегодня, де Шевин вновь ощутил некоторую неловкость. Круговорот событий, стремительный и хаотичный, унесся дальше, оставив их в относительном спокойствии; вышло так, что их дороги снова пересеклись и на какой-то момент совпали, с какого-то обоюдного молчаливого согласия. А ведь Мишель неоднократно зарекался даже приближаться к давней знакомой, не говоря уже о том, чтобы снова рисковать втянуть Маргарэт в дела совершенно чуждые армейскому целителю. Рука шевалье неосознанно нащупала тщательно упакованный от влаги и пыли сверток, где хранились порученные ему письма – нет, он не настоял тогда, в лагере, так что, если уж злиться, то только на самого себя -  интересно, как долго ему придется здесь проторчать?

- Не хочется, как и многим другим здесь. Всегда найдутся те, кто до последнего верит в чудо, вот только за иллюзии зачастую приходится платить кровью, -  он резко затянул горловину дорожной сумы и, досадливо скривившись, присоединился к лекарке у окна; теперь его голос звучал мягче, примирительное, принимая и разделяя увиденное Маргарэт вместе с ее настроением, - извини. Говорю же, походная жизнь кого угодно сделает радикалом, но нет ничего, что не могли бы исправить горячая еда, постель и наполненная до краев ванна. А что до всех этих людей… для этого я, то есть мы, и здесь. Если все получится – война не продлится долго, будь уверена.

Следовало признать, что деловитая суета Антивы, действительно, по-своему успокаивала и «врачевала» измотанный тревогами разум. Порыв ветра принес диковинные запахи и звуки, потревожив длинные белые волосы, скрывающие тонкую шею девушки. Может, когда все закончится, не стоит так уж торопиться на отплывающие обратно, через Недремлющее море, корабли? Здесь, конечно, не Орлей, но наверняка отыщутся занятия получше, чем тащиться в маршевой колонне, глотая желто-коричневую пыль? Когда все закончится…

- Сомневаюсь, что сегодня меня хоть где-то примут, так что, если ты не слишком устала, Маргарэт, не составишь мне компанию на вечерней прогулке? Естественно, с целью сбора информации. Посмотрим, насколько город подготовлен к возможной осаде…, - запустив ладонь за расшнурованный ворот, Мишель потер шею, отмечая себе расспросить хозяйку насчет новой одежды, и продолжил будто бы размышлять вслух, - а, заодно, насколько тут сносно готовят. Раз  уж я, фактически, глава дипломатической миссии, то имею право рекрутировать, кого посчитаю нужным, разве нет?