Жозефина приподняла брови. Она была приятно удивлена галантностью этого молодого человека: в некотором роде ей даже стало стыдно, ведь она подумала о нём плохо и сделала ранние выводы, недопустимые для будущего дипломата, основываясь сугубо на стереотипах и глупых слухах. Она покорила себя про себя, напомнила, что ей стоит быть терпимее ко всем, кого она встречает на своем пути - несмотря ни на расу, ни на страну происхождения, ни на цвет кожи, ни на наличие острых ушей или рогов. Поэтому предвзятое из-за собственных нервов отношение к Айдану, который ни в коем случае не был виноват в том, что Жозефине пришлось покинуть столь обожаемый Орлей, разом сменилось на более теплое - это было хорошо видно по тому, как опустились напряженные плечи, как антиванка приосанилась и как уголок её тёмных губ дрогнул в улыбке. Но начинать диалог Жозефина не спешила: чувство растерянности никуда не делось, и, удивительно, оно было совершенно иным, не таким, к которому она давно привыкла. В Орлее за ней часто ухаживали то молодые шевалье, то маркизы и лорды, с которыми удавалось познакомиться на званых ужинах, да и на любом светском орлесианском вечере Жозефина чувствовала себя как рыба в воде - на смелые заигрывания она отвечала игривым шлепком веера по мужской ладони, на любые попытки пересечь её личные границы, плавно отдалялась и делала всё, что положено было леди в её возрасте - отвечала всем стандартам поведения и этикета. В Ферелдене с Жозефиной что-то определённо случилось, потому что вложенные буквально с десятилетнего возраста нормы поведения в мужском обществе у Жозефины улетучились - возможно, Астрид не стоило оставлять её с мужчиной наедине. Ни на одном орлесианском ужине Жозефина не оставалась одна, вечно кто-то был рядом, хорошая ли подруга, или фрейлина хозяев вечера, но всё это было слишком иным, слишком... непохожим.

На то, что Айдан первый решил прервать эту порядком затянувшуюся паузу, Жозефина ответила улыбкой - будто бы кто-то развязал ей руки и дал волю, но приближаться к юноше она не спешила, будто бы держалась специально, как дикая кошка, поотдаль, не давая протянуть к себе руку, позволяя только смотреть, но никак не касаться. Она плавно повела рукой, смуглые пальцы выскользнули из ладони Айдана, и Жозефина находчиво спрятала обе руки в тёплую меховую муфту.

- Это - первый день с начала нашего путешествия, когда Ферелден согрет солнцем, - она неторопливо подняла взгляд с носков своих сапог на собеседника, и дальше говорила уже смелее, - Я даже и представить не могу, как вы здесь живёте без него, в вечных тучах, снегу и дожде. Признаться честно, я думала, что это сказывается на настроении здешних местных жителей, но вы совсем не выглядите как... молодой человек, живущий в хмуром полумраке добрую половину своей жизни. Но сегодня погода вполне благоприятная, я была бы счастлива, если бы мы не стали терять ни минуты в помещении, когда на улице светит солнце, должно быть, это настоящее ферелденское чудо. И ваш сад - Ориана действительно показала мне только малую часть, знаете, по большей части мы просто... болтали.

Антиванка догадывалась, зачем она здесь. Смутно, но прикидывала, что вряд ли визит в замок Кусланд и такое красноречивое знакомство с младшим сыном ферелденского семейства должно было ограничиться в причинах одной лишь Орианой - наоборот, старая подруга была хорошим прикрытием. А Жозефина, даже для своих восемнадцати лет, уже вдоволь начувствовавшаяся привкуса интриг и заговоров на языке, - помилуй Создатель, она училась и жила в Орлее с десяти, - очень чётко ощущала смены чужого настроения, и на тайные сговоры у неё был наточен зуб.

Жозефина очень надеялась, что Айдан не захочет услышать подробности тех разговоров - если ещё в компании Орианы она могла себе позволить опуститься до глуповатых шуток про мабари, то здесь ей все законы этикета предписывали держаться сдержанно, элегантно, быть леди. Порой ей хотелось сбросить с себя все эти обязательства, и, поддавшись мимолетному желанию, убежать с каким-нибудь первым встречным пиратом, неважно с каким, главное, чтобы ветер в волосах, на губах - солёное море и во взгляде, она, непрошибаемая, несгибаемая свобода, та, которую Жозефина могла только ощутить кончиками пальцев, когда попала в Орлей. Она никогда не была свободной по-настоящему. Всё это было ей клеткой, долг, который Жозефина в последнее время часто путала с бременем, все эти доспехи из непробиваемой вежливости, учтивости, галантности, элегантности - Жозефина была леди в том понятии, в котором должна быть юная прекрасная дева, чьё прямое предназначение - выйти замуж и дать жизнь продолжению древнего рода. Предназначение леди Монтилье, чей род был истоптан сапогами завистников, а семейное древо слабо чахло и умирало от морозов, было в том, чтобы найти партию такую, которая сможет прикрыть её говорящую и звонкую фамилию, семейное имя тех, кто был позорно лишён возможности на торговлю в Орлее. Это было настолько унизительно, что каждый раз, когда мама твердила об этих потенциальных замужествах, Жозефина чувствовала себя шутом на площади, которого забросали помидорами - неужели они сами не разберутся? Астрид тогда цокала языком, мол, моя дорогая девочка, сто лет до тебя пытались разобраться, и не смогли, с чего бы смочь сейчас? Наверное, вся та несгибаемая гордость, с которой Жозефина до сих пор несла даже измазанную в грязи провала фамилию, не давала ей успокоиться и угомониться в компании молодого мужчины, не давала почувствовать себя той слабой женщиной, которая нуждалась в комфортном муже - по крайней мере потому, что Жозефина в нём не нуждалась. Она собиралась восстановить доброе имя своей семьи. Сама. Впрочем, Айдан Кусланд был не виноват в том, что ему приходится терпеть внутренние конфликты внезапной спутницы, даже если дорогая maman действительно выбрала его потенциальным... супругом.

По большей части, все эти супруги говорили только одно. "Какая вы красивая, леди Монтилье". Каждый раз, когда Жозефина слышала эту фразу, - а Создатель не даст соврать, все эти "как вы прекрасны", "вы точно луч солнца, леди Монтилье" - преследовали её на каждом званом вечере, - она уже знала, что ответить. Тогда уголки её тёмных крупных губ шли вниз, плечо, сдерживаемое золотой лентой опускалось, она отводила лицо так, чтобы взглянуть в глаза своему собеседнику, чтобы он точно распознал в её взгляде разочарование. И отвечала.

"Как жаль, что это всё, что вы смогли рассмотреть во мне".

Жозефина неловко усмехнулась - она не удержалась от оценивающего взгляда, пытаясь понять, в каком вообще месте она и Айдан могут быть хотя бы... похожи? Она была молода, но хорошо знала, что полярные отношения рушат брак до основания - а Жозефина и Айдан были противоположными как рассвет и закат, как север и юг, как лето и зима. Его бледная, словно бы та же взятая изморозью галька, от морозного ферелденского мороза кожа и её - тёмная, отливающая бронзой, карамельная; У него, должно быть, у него на уме одни мечи, собаки и те соломенные чучела, у неё - горели глаза от мозаики Университета, от золота тканей, от фарфоровых кукол, к которым прикладывали руку лучшие кукольники всего Тедаса. Жозефине очень не хотелось верить в то, что Астрид выбрала этого юношу в качестве её возможного мужа только потому что Ориана уже была здесь. Девушка вовремя взяла себя в руки, отвела заинтересованный взгляд, перекинув на себя вожжи ведения диалога - в этом всём она была чертовски хороша, ей просто необходимо было почувствовать себя в своей привычной среде обитания. И сад замка Кусланд сыграл ей в этом на руку: компания Айдана перестала быть для неё такой давящей и душащей, и Жозефина просто попробовала расслабиться и плыть по течению.

- Мы с Орианой хорошие подруги. Она, должно быть, скучает по Антиве. Я бы скучала, по крайней мере. Знаете, я и в Вал Руайо не нахожу себе места, а он значительно больше похож на дом, чем любой город Ферелдена. Я бы не смогла так долго быть вдали от дома - там моё место, оставлять его было бы... предательством. Надеюсь, её здесь никто не обижает? - Жозефина старалась больше не смотреть на Айдана, и по большей части отдаваться беседе, - когда я видела её сына, она казалась мне счастливой. Скажите мне, это правда так?

Сад родового гнезда Кусландов был по-своему прекрасен. Тёмный, словно бы самые дорогие изумруды, он был укрыт пушистыми еловыми лапами, на чьих иголках скопились капли подтаявшего инея - они казались огромными и неразрушимыми, мощные стволы уходили вниз по бездонному обрыву, где от моря, лизавшего солёным и пенным широким языком подножие скалы, на которой высилось поместье, их отделяла каменная кладка, на которую Жозефина уложила вновь показавшиеся из-под муфты ладони - камень был холодным, но рук она не отняла, медленно втянув в себя солёный, типичный морской запах, такой же, как дома. Море - это было то, ради чего Жозефина приезжала домой каждый год. Хотя бы на немножко. Чтобы солёная вода целовала ступни, чтобы пена игриво смачивала песчаный берег, чтобы солнце - золотило гребни волн, и чтобы было ощущение, что если люди тебя здесь не ждали, то море, бескрайнее, бездонное, скучало и ждало - именно тебя, никак иначе.

- Знаете... В Антиве вода - лазурная. Когда смотришь на неё, кажется, что линии горизонта просто нет, всё сплошь и рядом - голубое, синее, бирюзовое, как россыпь драгоценных камней, что небо, что сам залив, что Антива-Сити на его берегу с мощёной плиткой и мозаикой. И вода - чистая, прозрачная, когда купаешься - видно ступни и дно, пляжи - песчаные, и порой оказываются усыпаны омытой солёной водой мягкой галькой и пихтовым янтарём. Здесь, должно быть, слишком холодно - не промочишь даже ноги, а если рискнёшь, то, немудрено, что простудишься. Каково это - жить рядом с морем и не иметь возможности в нём плавать? Какая, должно быть, мука. Или... нет, не говорите мне, что вы плаваете в такую погоду, я всё равно не поверю! Ваше море другое. И скалы - как зубы, как драконьи клыки - я не шучу, видите, - Жозефина сделала осторожное движение подбородком, взглядом указывая туда, где из-под воды выглядывали пики горного хребта, - такое ощущение, что Хайевер стоит в пасти огромного зверя. Того и гляди, пасть-то может захлопнуться.

Жозефина спохватилась поздно - вскинула голову и отодвинулась вбок, бросив на Айдана перепуганный взгляд.

- Простите. Вы, должно быть, теперь считаете, что я болтушка. Никоим образом не хотела вас задеть сравнением, Ферелден по-своему прекрасен, но все мои слова - лишь продукт огромной любви к своей родине. Антива - мой дом. Надеюсь, я не оскорбила вас такими словами, касательно вашего дома. Но это знаете, как про нагов говорят? Что каждый свою Глубинную тропу хвалит.

Жозефина задумчиво прикусила щёку, думая, правильное ли это время, чтобы начать задавать вопросы. В конце концов, если она их не задаст, возможно, она будет неправильно воспринята. Её наставник в Университете, с которым она едва-едва успела познакомиться, прежде чем мама настояла на отъезде в Ферелден, всегда говорил, что нет более благоприятного исхода, чем заданный волнующий вопрос. Но меньше нервничать от этого воспоминания Жозефина не стала. Она мялась, думала, и, должно быть, выглядела жутко неправильно и неловко, не так, как должна выглядеть леди, воспитанная в строгих орлесианских устоях, но она всего лишь старалась подобрать слова, чтобы не оскорбить честь и достоинство этого юноши. Хотя бы потому что опасения Жозефины, ничем не подкреплённые, могли стать для него предметом обиды, а ей меньше всего хотелось кого-то обидеть.

- Не судите строго за вопрос, но, Айдан... ох, надеюсь, вы не против, что я зову вас по имени... - кружевное облачко пара вырвалось через приоткрытый рот и разом растворилось в воздухе, когда Жозефина вздохнула, покусывая изнутри губы, - Айдан, - она повторила имя ещё раз, - у меня складывается впечатление, что окружающие знают значительно больше меня об этой поездке. Вы ничего не хотите мне рассказать?