Ей снилась мама.

То был один из редких снов, когда ее образ не был осквернен страшным видением, наводнившим все сны Хоук о матери после охоты на Квентина; с содроганием вспоминала она грубые швы, наложенные черной магией безумца, покрытую сеткой сизых вен трупную кожу и, в противовес всей этой нечеловеческой жестокости, чудовищному насилию над всем, что было так дорого для Мариан – живые светлые глаза, едва-едва тронутые белесой пленкой слепоты.

Нет, сегодня Лиандра Хоук была не бледным призраком прошлого, но женщиной, утомленной старостью и годами трудов в земле, но не растратившей былых красоты и достоинства: она сидела в кресле у камина и возилась с шитьем – красными нитями по белому шелку герб семейства Амеллов обретал очертания под бережными стежками иглы, ведомой ее мягкими руками.

Хоук не смела подходить ближе, ибо знала, что Тень так же изменчива и обманчива, как омывающее Киркволл Недремлющее море, иной раз и летом доносящее холодное дыхание ветра до стен города. Она боялась потревожить столь искусно сотканное видение и баюкала свой утомленный разрухой разум такой редкой картиной спокойствия – ибо что еще оставалось ей по пробуждению, кроме драгоценных крупиц прошлого?

Лиандра пошевелилась в кресле, обернулась, посмотрела на нее и улыбнулась – тронутая в самое сердце, но осознающая, что в любой момент устами матери могут заговорить духи, желающие ей, Хоук, далеко не добра, Мариан лишь улыбнулась в ответ, не сдвинувшись с места: застывшая в преддверии материнской спальни, прислонилась плечом к косяку, скрестила руки под грудью и пожала плечами, не преступая порога, ибо он – всегда граница, за которой ее сон начинал безнадежно обращаться в бесполезный костяной ворох, насыпанный демонами для того, чтобы прикормить ее.

В поместье – в настоящем поместье – дверь материнской спальни всегда была заперта. Хоук крепко держала это в памяти, одергивая себя всякий раз, когда желание приблизиться, дотронуться до мягкой руки и сказать, как сильно она скучает, грозило возобладать над рассудком.

Но в этот раз ей не пришлось отрывать себя от идиллического спокойствия насильно – а это всегда было самым тяжким, потому что по пробуждению, памятуя о том, что Киркволлу все еще нужна рука если не уравнителя, то человека, способного удержать город от падения в пропасть, Хоук жалела о том, что не может пролежать в постели вечно. В ее сновидения вторгалось что-то еще – мягкая сила, не имеющая под собой, как ощущала это сама Мариан, злых намерений. Сморгнув и отмерев, Хоук обернулась на тихий звенящий звук, зовущий ее снизу, из гостевой: то, как дрогнула тонкая материя, из которой был соткан ее сон, выдавало, верно, возмущение демона, недовольного вторжением чужака в его иллюзию.

Мариан торопливо спустилась вниз, не оглядываясь – взгляд матери жег ей спину. Мимоходом поздоровавшись с Боданом, голос которого доносился будто из-под толщи воды, и потрепав спящего на полу у камина пса, она миновала фойе и прошла в прихожую – там, у распахнутой настежь двери, ее ждал висп.
И, кажется, призывал следовать за ним.

– О, какой настырный малый, – усмехнулась Хоук, подбоченившись. – Ну, веди. Если, конечно, ты не приведешь меня к демону. Или к рыцарю-командору. Это, наверное, хуже.

Маленький огонек призывно подмигнул ей и шустро вылетел наружу – так, пожалуй, во двор умел выбегать только Шустрик. Не имея – даже во сне! – времени переодеться в мантию, Хоук вышла на суетливые улицы Верхнего города в своем неброском домашнем облачении, как если бы собиралась прогуляться до «Цветущей розы» и обратно.

То есть, до рынка, конечно. За шляпами Изабеле. И, пожалуй, за золотой серьгой – для Андерса.

В ее сне улицы квартала особняков были не так людны, как на самом деле: видимо, сказывалось желание Хоук видеть их и вовсе пустыми. Ведомая переливчатым светом шустрого духа и ласкающим слух перезвоном, которым тот звал ее тогда, когда она отставала, залюбовавшись на застывшие в воздухе мириады огоньков, Мариан забеспокоилась было о том, что объявшая ее идиллия – не что иное, как проделка демона, или что в любой момент где-нибудь что-нибудь грохнет или взорвется. Это ведь Киркволл. Здесь ничего и никогда не бывает так, как должно.

Когда висп поплыл вниз по ступенькам, ведущим в хорошо знакомый Нижний город, Мариан сощурилась так, будто подозревала в духе как минимум дракона, прикинувшегося нагом.

– Если ты ведешь меня к Гамлену, то я начищу тебе уши. Не знаю, есть ли они у тебя вообще, но начищу, слово даю, – пригрозила она, неохотно начав спуск – помнится, спутники Хоук, особенно Варрик, сетовали на жизнь всякий раз, когда из Нижнего города в Верхний приходилось подниматься именно этим путем. Мариан предлагала винить архитекторов, спроектировавших город, очевидно, в пьяном бреду, а сама, по завершению дня, частенько сбегала на пристань, сбрасывала сапоги и спускала ноги в воду. Карвер любил посмеяться над этим. Он вообще любил над ней посмеяться, а Хоук редко отказывала ему в такой роскоши – надеялась, что так он почувствует себя старше и умнее.

Нижний город собирался перед ней медленно, как по кирпичикам – в эту часть сна она и не надеялась заглянуть. Висп заторопился – Хоук послушно ускорила шаг, потому как более не отвлекалась на окружение: даже «Висельник» в ее сне не гудел голосами постояльцев и задорной мелодией лютни.
Быстро миновав тесный закуток между лачугами, висп вдруг загорелся ярче, замигал, – Хоук хотела было засокрушаться на предмет того, что демон все-таки обвел ее вокруг пальца, и сейчас что-нибудь ну уж точно взорвется – а потом вдруг растаял, осыпавшись на землю блестящей пылью: Мариан вскинула брови, выглянув из укрытия, пнула пыль носком мягкого сапога, а потом огляделась.

Отсюда дорога вела либо назад, либо в эльфинаж.

Она была удивлена, но не струсила, ведомая нездоровым любопытством – и была вознаграждена за храбрость: там, за поворотом, рассевшись на ступенях, предваряющих вход в огороженный эльфинаж, так прочно ассоциирующийся у Хоук не столько с бедностью и отчаянием, отпечатавшихся на худых лицах обретающихся здесь эльфов, сколько с грустью и тоскливым величием огромного венадаля, сидел кто-то.

Кто-то очень знакомый.

– Я, должно быть, сплю, – усмехнувшись, воскликнула Мариан, ничуть не скрывая радостного удивления. – То есть, конечно же я сплю. Просто как-то очень… крепко, наверное? Создатель, а стоило всего лишь пропустить послеобеденную дрему.

Поначалу ей казалось, что Фейнриэль – а это был именно он, славный малый, потерявшийся и заблудившийся, но нашедший, как она понимала из его редких писем, свое призвание далеко от родного дома – ничуть не изменился, но заблуждалась Мариан недолго: стоило ему взмахнуть рукой, как Тень вокруг них неуловимо преобразилась. Хоук удивила эта сила, ибо она, и без того не столь искушенная в магических познаниях, не могла найти ей объяснений.

И вот перед ней стоял не тот перепуганный мальчик, которого Мариан острой шуткой и огнем отбивала сначала у работорговцев, а после – у демонов, нет: перед ней был приятный молодой человек, держащийся прямо и гордо. Ей почудилось, будто бы он выглядит даже чуточку моложе своих лет, совсем юным, но то, верно, были проделки эльфийской крови: мужчины и женщины, навеки запертые в своих нетленных красоте и юности – все, что осталось им от великого прошлого.

И была она, вновь ощутившая на своих плечах тяжесть мантии Защитницы: манипуляции Фейнриэля затронули, как оказалось, и ее. Хоук поглядела на свои руки – они вновь были закованы в стальные когти, склонила голову к плечу – и почувствовала, как меховой воротник щекочет щеку. В последнюю очередь ей хотелось, чтобы Фейнриэль нашел ее во снах такой – не бойкой, полной жизни героиней, а уставшей женщиной, которой опостылела и нарядная мантия, и пафосный титул, и чужие проблемы, неизбежно идущие с ними в одном комплекте.

Впрочем, она была благодарна хотя бы за то, что не очутилась сейчас здесь в одних подштанниках, как бывало это в ее самых страшных кошмарах.
Так что она улыбнулась. И, почесав в затылке, присела, неуклюже примостившись на низких ступеньках.

– Рада тебя видеть, Фей, – на какой-то момент могло показаться, что Мариан прикусит язык, сглотнув просящуюся шутку, но чуда не свершилось. – Для новоиспеченного тевинтерца ты все еще слишком мил. Не вижу даже пятен крови на рукавах. Ты либо отлично справляешься, либо ждешь удачного момента, чтобы явить миру свой злобный смех. Знай, я буду настороже.
Магия крови в ее жизни стала явлением столь обыденным, что Хоук уже не удивлялась своим словам.

– Наверное, ты хочешь спросить о матери? – смягчилась она наконец, устремив взор куда-то вдаль, сквозь листву венадаля. – Арианни в полном здравии. По старой памяти я стараюсь иногда навещать ее, когда бываю на Расколотой горе. Она довольна жизнью у долийцев, но сетует на то, что ты редко пишешь письма.
Как растение, посаженное в мягкую, богатую почву, Арианни по новой обживалась у сородичей – и, свободная от вечных тревог за сына, выглядела спокойнее и счастливее, чем прежде. Хоук была искренне рада за нее – и с куда большим удовольствием сообщала ей, что и Фейнриэль тоже в порядке.

– Мои дела?.. – такой простой вопрос отчего-то застал Хоук врасплох; верно, потому, что ответ ожидался чуть более развернутый, чем «живая, и на том спасибо» – иначе стал бы Фейнриэль искать ее в Тени? Да и ей следовало обдумать и вспомнить все то, что произошло в период после его отбытия из Киркволла – и облечь это все во фразу более приличную, чем «Создатель, меня все очень сильно достали». – Да так, ничего. Мне не доводилось больше встречаться со сновидцами, зато я подорвала авторитет кунари, убив их Аришока, который – на минуточку – напросился сам. Мне говорили, что в Тевинтере об этом слагают легенды, – она усмехнулась, а потом подозрительно прищурилась. – Уж ли не за автографом Защитницы ты явился сюда?
Хоук позволила себе мягко рассмеяться, но на душе ее не было былой легкости: все, что прежде виделось ей преодолимой преградой, теперь становилось непосильной ношей – и чем дальше, тем хуже.

– А если честно… Ты вовремя уехал, – сказала она, отсмеявшись и стерев ладонью с лица невидимые следы усталости; потом поправилась, невесело дернув уголками губ. – Нет-нет, не обижайся. Я о том, что в Киркволле нынче неспокойно. Все эти маги, храмовники… Даже подраться не могут по-человечески. Что ни день, то опять какая-нибудь потебня, а бравая Рыцарь-командор и вовсе засела в наместничьей крепости. Скоро, небось, еще и небо позеленеет.
Незаметно для Фейнриэля, Хоук трижды постучала по одетым деревянными досками ступенькам.
– Впрочем, ладно, хватит пока об этом. Ты, я вижу, так полно овладел своими навыками, что уже можешь приглашать старых знакомых на беседу, не вырывая их из постелей. Твою бы тактичность – да моим спутникам, – Мариан тепло, по-дружески улыбнулась ему. – Как проходит твое обучение?

Отредактировано Мариан Хоук (2018-01-09 18:03:07)